 |
 |
 |
gordon0030@yandex.ru
Сотворение человека
05.03.2003 
44:14
Стенограмма эфираМы все знакомы, более или менее, с библейским рассказом о сотворении человека. Но наше представление об этом рассказе опосредовано,
Участники:
Владимир Аронович Якобсон — доктор исторических наук (Петербург), ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН.
Михаил Георгиевич Селезнев — кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник Института восточных культур РГГУ, главный редактор Российского Библейского Общества.
Обзор темы
В традиционном, бытейском, понимании мифы — это древние, в первую очередь, античные и библейские сюжеты о сотворении мира и человека, о деяниях героев, о возникновении рек, озер и гор, а также — элементов культурного мироустройства (добывании огня, начале земледелия и проч.). Эти рассказы, как правило, составляют культурный багаж образованного человека современного мира и, кроме того, сами эти «рассказы» часто служат сюжетами для произведений изобразительного и словесного искусства, продолжая «жить» вплоть до нашего времени. Но на самом деле, в момент своего возникновения мифы — это вовсе не сказки (которые изначально воспринимаются как вымысел) и даже не легенды или предания (которые пусть и обладают установкой на достоверность, но лишены главного — универсальности). Мифотворчество — это важнейшее явление в культурной истории человечества, господствовавшее над его духовной жизнью в течение сотен тысяч лет. Миф выражает мироощущение определенной стадии развития «человека разумного», когда практически все элементы окружающей действительности нуждались в особого рода осмыслении, причем — осмыслении непременно однозначном и исчерпывающем. Для создания подобных «объясняющих мир» рассказов человек того времени обладал гораздо меньшим реестром языковых средств, чем человек современный. Т.е., иными словами, еще не были сформированы и закреплены в языке многие понятия и, соответственно, слова, без которых невозможны обобщающие описания. Поэтому часто общее выражалось через отдельное, что затем закреплялось и на уровне лежащих в основе мифов «сюжетов». Кроме того, первоосновы, из которых складывалась и абстрактная, и конкретная лексика были в древних языках поразительно многозначными, поскольку отражали и архаическую традиционность (ср., кстати, русское «стрелять» из «пускать стрелы»), и метонимическое осмысление мира (в языках Австралии слово «кенгуру» может означать и божественного предка этого вида животных, и фратрию людей, которые к нему возводятся, и охоту на кенгуру, и палку, которой на него охотятся и проч.), и синкретизм, при котором противоположные понятия могут осмысляться как одно (ср. в русск. «гость» и «хозяин», восходящие к одной основе, а также глагол «одалживать», который означает и «давать на время», и «брать на время»).
Кроме того, при практическом различении существующих связей между явлениями за
Не имея языковых ресурсов для описания абстрактных понятий, человек древности неизбежно прибегал к особому приему «описания через метафору», причем набор опорных вещных понятий оказывался на удивление «бедным», что приводит к появлению относительно небольшого набора мифологических универсалий. Так, идея центра мира и мировой оси воплотилась в метафору «мирового древа», которое в той или иной форме встречается у всех народов. Сравнение рождения человека с ростом растений из земли вызвало также универсальный образ
Библейский текст, в котором повествуется о сотворении мира и человека («Книга Бытия») известен очень широко и, как кажется на первый взгляд, представляет собой законченный и логичный рассказ, который если и не следует понимать буквально (о семи днях творения), то хотя бы отражает идею стадиальности развития мира, при которой сотворение человека логически оказывается завершающим, «высшим», этапом Божественной креативной воли. Но даже детальное изучение русского синодального перевода данного текста показывает, что в нем есть ряд противоречий, а обращение к тексту оригинала демонстрирует еще большую его сложность.
В течение многих лет М. Селезнев работает над переводом Ветхого Завета на русский язык. В частности, вышла в его переводе и та самая книга Бытия — первая книга Писания — о которой идет разговор. Этот перевод неизбежно во многом отличен от стандартного (Синодального) — ведь Синодальный перевод практически не учитывал даже той научной литературы, что существовала на момент его издания
К числу таких мест относится главный стих Ветхого Завета, посвященный сотворению человека — Быт 1:26:
26. И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле.Однако, в этом фрагменте,
27. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.
7. И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою.Ниже, в
21. И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотию.Кроме того, следует обратить внимание на то, что во втором фрагменте говорится о том, что в начале был создан человек, а уже потом — разные животные, которым человек должен был дать имена (место, само по себе заслуживающее внимания!).
22. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену и привел ее к человеку.
23. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа своего.
Данное противоречие объясняется, видимо, тем, что две «версии» сотворения человека происходят из двух разных источников, которые в устной форме существовали самостоятельно, а затем были сведены редактором в один рассказ. Как пишет об этом Дж. Фрезер, «рассказ о сотворении мира в первой главе восходит к так называемому Жреческому кодексу, составленному жрецами во время вавилонского пленения или после него. Рассказ о сотворении человека и животных во второй главе восходит к так называемому Яхвисту, написанному на несколько столетий ранее первого, вероятно в IX в. до н. э. Различие религиозных установок обоих авторов бросается в глаза. Более поздний автор Кодекса имеет абстрактное представление о Боге как о существе, которое недоступно человеческому глазу и творит мир простым велением. Более ранний автор Яхвиста представляет себе Бога в конкретной форме, как существо, которое говорит и действует, подобно человеку, которое лепит человека из глины...»
Данное «противоречие» в рассказе о сотворении человека и животных, действительно, по мнению участников диалога, восходит к двум разным версиям, изначально независимым друг от друга. Но эти рассказы в определенном смысле дополняют друг друга. Один повествует о мире, как о прекрасном творении Бога, другой — как о месте изгнания и проклятия. Редактор, соединивший эти рассказы вместе, несомненно должен был отдавать себе отчет в существующем между ними напряжении, но очевидно желал сохранить обе версии.
Насколько даже на уровне языка и стиля это разные тексты, разные теологии, разные видения мира! Синодальный перевод с его
Отличия в стиле едва ли не сильнее теологических различий: с одной стороны — язык
О том, как две версии мифа дополняют друг друга, говорит, например, такой штрих:
Во время творения мира в первом рассказе Бог на каждом этапе творения дает имена тому, что Он творит: вещь окончательно обретает свое бытие лишь тогда, когда ей дается ее настоящее имя («день», а не просто «свет»; «ночь», а не просто «тьма»; «небо», а не просто «свод»; «земля», а не просто «суша»; «моря», а не просто «собравшиеся воды»). Но когда дело доходит до животных, Бог не дает им имен. Пока мы читаем первый рассказ о творении мира в отрыве от второго, следующего, это исключение кажется непонятным. Но если мы читаем оба рассказа вместе, то понимаем, в чем дело: давать имена животным — это право дано человеку:
19. Господь Бог создал из земли всевозможных зверей и птиц и привел к человеку, чтобы посмотреть, как тот назовет их. Так животные получили от человека свои имена.Еще важнее, что эти два рассказа дополняют друг друга как говорящие о двух разных аспектах бытия: торжественном и игровом, радостном и горьком.
20. Всем домашним животным, всем птицам, всем зверям дал человек имена — но не нашел среди них помощника себе под стать.
Согласно второй версии (в первой главке), человек изначально мыслится как подобие Бога, как его верный слуга. Подобно тому, как Бог сотворил все сущее, человек нарек имена всех животных полевых и всех птиц небесных и «так и было им имя». Наречение в данном случае несомненно осмысляется как креативный акт, поскольку ненареченное до конца остается как бы не существующим.
Но в то же время, в Библейском тексте одновременно, в первой версии, более ранней, (во второй главке) присутствует идея создания человека «для Земли»:
5. <...> не было человека для возделывания земли;В текстах аккадских, сформировавшихся, предположительно, в начале второго тыс. до н. э., но восходящих к более ранним устным источникам, создание человека богами описывается еще более
6. Но пар поднимался с земли и орошал все лице земли.
<...>
15. И взял Господь Бог человека и поселил его в саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его.
Да создаст праматерь род человеков,В ранней версии сотворения человека, как представлена она во второй главке Книги Бытия, говорится, что человек создан был «из праха земного», в который Господь вдохнул «дыхание жизни». Данная версия имеет множество параллелей, как в мифологии Ближнего Востока, так и в мифах других архаических обществ.
Бремя богов на него возложим.
<...>
Да сотворит праматерь потомство,
Корзины богов — носить человеку.
Так, в аккадской поэме о сотворении человека этот акт описан относительно подробно:
Один из богов да будет повергнут,Другая версия той же темы содержится в рассказе греческого жреца Бероса, который рассказывал, что вавилоняне умны по той причине, что все они произошли от бога по имени Бел, который отрезал свою голову, смешал ее содержимое с землей и глиной и из этой смеси вылепил первых людей.
Да очистятся боги, в кровь окунувшись,
Из его плоти, на его крови
Да намешает Нинту глины!
Воистину божье и человечье соединятся,
Смешавшись в глине!
Чтоб вечно мы слышали стуки сердца,
Да живет разум во плоти бога,
Да знает живущий знак своей жизни,
Не забывал бы, что имеет разум!
В греческой традиции также существует поверье, что людей вылепил из глины мудрый Прометей. Причем, когда он закончил работу, часть этой «человеческой глины» осталась лежать на дороге, где она лежит и поныне, издавая запах гниющей плоти.
Аналогичные мифы широко представлены и у других народов. Так, среди аборигенов Австралии существует рассказ о том, что всех людей создал бог по имени Бунджил, который срезал с дерева три куска толстой коры, связал из вместе, а потом облепил глиной. Из коры получились кости человека, а из глины — его мясо и кожа. Волосы этим людям он сделал из волокон эвкалипта. В начале «люди» были безжизненными фигурами, но после того, как Бунджил лег на них сверху и вдохнул в каждого дыхание жизни, они зашевелились, заговорили и встали на ноги.
На островах Таити существует миф, что первую пару, мужчину и женщину, создал верховный бог Тангароа, слепив их из особой красной глины. Согласно меланезийской легенде, людей слепил из красной глины
На острове Борнео существует миф, что люди были созданы двумя огромными птицами, причем в начале птицы сплели их из прутиков, как плетут они свои гнезда. Но люди очень легко ломались. Тогда птицы высекли людей из камня, но люди оказались так тяжелы, что не могли ни ходить, ни говорить. И наконец, птицы слепили людей из глины, а в жилы людей налили красную смолу из особого дерева. В начале люди не могли говорить, но когда птицы окликнули человека и стали клювами терзать его тело, тот закричал от боли, а из ран его потекла кровь. Так человек одновременно научился говорить, научился защищаться и понял, что жизнь — это боль.
Предание о «нескольких попытках» сотворения человека богами существует у многих народов, находящихся на ранней стадии осмысления самой идеи божественной воли. Так, широко известны рассказы о том, что первоначально боги пытались сделать человека из материала, который оказывался неудачным: из лиан, из камней, из листьев, из дерева и проч. Но практически всегда самым оптимальным материалом в конце концов оказывается земля или глина, причем обычно — красная глина, чем, видимо, объясняется красный цвет крови. То есть, иными словами, древний миф отождествляет глину, землю и человека, что закрепляется и на уровне этимологическом. Ср. например латинское homo (человек) и humus (земля, почва).
Последний пример говорит нам о роли игры слов уже собственно в еврейском повествовании: адам (человек) — адама (земля); Хавва (Ева) — хаййим (жизнь); иш (мужчина) — ишша (женщина). Подчас кажется, что некоторые рассказы вообще как раз и родились из игры слов...
В ряде антропогонических мифов человек оказывается сотворенным из дерева, как, например, в исландском. Согласно скандинавской мифологии, люди были «доделаны» богами из деревянных существ по имени Аск и Эмбля, которые в виде древесных первообразов лежали на берегу моря. Они не умели двигаться и дышать и не имели «судьбы». Три аса, Один, Лодур и Хенир, вдохнули в них жизнь и наделили судьбой. Так возник человеческий род.
Идея сотворения человека из глины (либо иных природных материалов) представляется столь универсальной, видимо, как метафорическая реализация универсальности возврата человека «в землю». Еще более логичной кажется идея о необходимости наделения такого «вылепленного тела» дыханием, которое часто осмысляется как дыхание самого божества.
Однако, как мы помним, согласно версии сотворения человека, представленной в первой главке Книги Бытия, т. е. версии более поздней и отражающей новый этап развития мифологических представлений, человек был сотворен Богом «по образу Своему, по образу Божьему». Что означает здесь выражение «по образу Божьему»? Русские конструкции «сделать
Ветхий Завет был написан на еврейском, а в III–II вв. до н. э. переведен на греческий. С греческого был сделан славянский перевод, славянский повлиял на традиционный русский перевод. В процессе многочисленных переводов, переложений первоначальный текст нередко переинтерпретировался, обретал другое звучание. Наш стих — хороший пример тому — здесь переинтерпретация первоначального звучания произошла еще при переводе с еврейского на греческий.
Греческий (а вслед за ним славянский и русский тексты) хорошо согласуются с тем, как понималось сотворение мира в греческой философии («высокой» — Платон, или же популярные варианты платоновской философии): у всего существующего («видимого») есть некий вечный, незримый, но «постигаемый умом» первообраз. Так, у Платона, в «Тимее» создатель мира творит мир, «подражая первообразу», — и этот первообраз мыслится как существующий отдельно и от творца мира и от творимого мира.
Так, со времен греческого перевода, как правило, и понимался наш текст в греческой, славянской и русской традициях: Бог сотворил человека по некоему «образу божьему», который отличен от человека (существует
Бог творит человека — буквально «в наш целем, как наш демут».
Целем «образ» (арамейское цлем) встречается 34 раза в Ветхом Завете (включая и еврейские и арамейские части). 27 раз — в значении «статуя
Но ведь статуя в мире древнего Ближнего Востока — больше, чем статуя. Статуи богов — предмет поклонения, они настолько же отличаются от «просто статуи», насколько икона в Православии отличается от «просто картинки». И даже больше — статуи кормят, одевают. Увидеть храмовую статую для древневосточного человека означает увидеть бога. Статуи царя, скорее всего, не кормили, но все равно неким образом они были представителями царя, олицетворяли его власть над той территорией, где статуя стояла.
Еврейское целем родственно аккадскому цалму «статуя». Это основное слово для статуи в аккадском (или, иначе
Он не что иное, как вечный образ/изображение/статуя/цалму Эллиля (верховного бога Междуречья).
Вот на этом фоне, где целем/цлем/цалму — не просто
Итак: «Бог сотворил человека по образу Своему» — или «Бог сотворил человека в качестве живой иконы Своей»? Это два совершенно разных прочтения, совершенно разных понимания еврейского текста. Ср. также Быт 9:6:
«Если кто прольет кровь человека — пусть за это прольют кровь убийцы, ибо по образу Бога создан человек» — интерпретация Синодального перевода.Текст начинает звучать еще серьезнее и строже. Разница большая: одно дело убить человека, похожего на царя. Другое дело — убить его наместника. В древнем мире (да и не только), это влекло за собой совсем другие последствия.
«Если кто прольет кровь человека — пусть за это прольют кровь убийцы, ибо человек создан как живая икона Бога» — понимание, более близкое к древнееврейскому тексту.
Согласно поздней версии создания человека (в первой главке Книги Бытия), мужчина и женщина были сотворены Богом одновременно, но в другой версии содержится длинный рассказ о сотворении женщины из ребра мужчины. Продолжая логику сопоставлений библейских мифов с преданиями других древних народов, следовало бы придти к выводу, что на более ранней стадии мифотворчества женщина также должна представать как создание «вторичное», вылепленное из плоти мужчины, который и предстает собственно первочеловеком. Однако, это не совсем так. Согласно аккадской мифологии, богиня Нинту, она же — Мами («матушка»)
Отломила четырнадцать ломтей глины.Мифы об одновременном создании мужчин и женщин (точнее — первой пары) распространены достаточно широко. Параллельно с ними существуют мифы, в которых описывается создание в начале, обычно, мужчины, а затем — женщины, но — из одного материала (как правило — все той же глины). Так, например, эскимосы Аляски считают, что первого человека сделал из глины Ворон, но увидев, что человек одинок, он слепил для него подругу: на затылке он прикрепил ей волосы, сделанные из морской травы и вообще, имея уже опыт лепки из глины человеческих фигур, женщину он сделал гораздо лучше. Поэтому женщины обычно красивее мужчин. Существуют версии мифа, согласно которым женщина была вылеплена из глины другого сорта, обычно — лучшей.
Семь она положила направо,
Семь она положила налево.
Кирпич — посредине между ними.
<...>
Семь мужей они сотворили,
Семь они сотворили женщин.
Праматерь, создательница судеб,
Соединила их попарно,
Участь людей начертала Мами.
Однако, достаточно часто у древних народов встречаются мифы, согласно которым женщина была сделана из части тела мужчины, причем — именно из ребра. Так, как часто считается, миф «о ребре» восходит к шумерским преданиям и строится также на своего рода «игре слов». По интерпретации шумеролога С. Крамера, для исцеления больного ребра (на шумерском языке — ти) бога Энки была создана
Данная остроумная интерпретация возникновения библейского мифа кажется все же несколько упрощенной. Сопоставление с мифами других народов, находящихся на достаточно архаической стадии коллективного мифотворчества, но при этом весьма удаленных от шумеров, также дает нам достаточно параллелей с библейским текстом. Так, Дж. Фрезер приводит рассказ, бытующий среди туземцев Таити. Верховный бог Тангароа однажды окликнул человека по имени, а когда тот подошел, усыпил его. Во время сна от взял одну из его костей («иви») и сделал из нее женщину, которую дал человеку в жены. Причем имя этой женщины и было — Иви. Этот рассказ известен был в передаче миссионера по имени Вильям Эллис, который видел в нем простой пересказ Ветхого завета, хотя сами туземцы уверяли его, что эта легенда была известна с самых древних времен, когда европейцы еще не бывали в этих местах. Однако, имя Иви он не считает искаженным именем Евы, но полагает, что это действительно исконное название женщины, поскольку само это слово значит одновременно и «кость», и «женщина», и «вдова», и «военная добыча».
Аналогичный рассказ о создании женщины из ребра первого мужчины встречается и среди мифов маори (и шире — практически на всех островах Полинезии). Близкие по содержанию мифы встречаются и среди народов Сибири (как субвариант существует рассказ о том, что человек был бессмертен, но, естественно, и бездетен: во время сна злой демон вынул у него ребро и сделал из него женщину, от чего человек стал болеть и затем, произведя на свет потомство, умер).
Исключений, то есть — мифов, согласно которым в начале была создана именно женщина, очень мало, но все же они есть: так, например, у индейского племени хопи (в Аризоне) существует предание, что людей создали две богини: в начале они создали птицу, которая облетела весь мир, а вернувшись, рассказала богиням, что мир пуст, хотя и пригоден для жизни. Тогда они создали других птиц и зверей, а в конце — слепили из глины женщину, подобную обликом им самим. Но затем, чтобы той не было одиноко, они слепили для нее из глины спутника, похожего на стоящего на задних лапах медведя.
Идея близости
Роль «первородного греха» в Ветхом Завете и в христианской традиции. Еврейская Библия — в отличие от христианских текстов — никогда, после того, как рассказ Быт 2–3 завершился, не вспоминает про историю Адама и Евы. Почему?
Здесь очень много перекличек с так называемой «литературой премудрости», в основном послепленного происхождения (т. е. после VI в. до н. э.). Поздняя лексика (за пределами первых глав Бытия самое раннее упоминание об Эдене — у Иезекииля, VI в. до н. э.).
Надо понимать, что вообще важнейшая тема еврейской Библии — отношения еврейского народа с Богом и страной, которую Бог дает этому народу. Не столько глобальные проблемы добра и зла, сколько судьбы конкретного народа на конкретной земле. Основной цикл исторических книг Библии (так называемая девтерономическая история) выражает определенную историософию: Бог даровал израильскому народу Землю Обетованную, с условием, что израильтяне будут соблюдать заповеди Бога (а это значит, прежде всего, не будут поклоняться другим богам). Израильтяне не соблюли этого; за это они были изгнаны из Земли Обетованной (ушли в вавилонское изгнание). Такое понимание истории сложилось тогда, когда цикл завершился — еврейские царства были уничтожены, евреи оказались в вавилонском изгнании.
Но ведь именно эта история, как в зеркале, отражена в первых главах Бытия — Бог поселил человека в раю, с условием, чтоб тот его слушался. Человек нарушил это условие и был изгнан вон. Многие исследователи видят в Змие символ языческого начала — того соблазна, что, по мнению библейских авторов, привел к гибели древнего Израиля.
Но если это так, то датировать рассказ о грехопадении следует временем после падения Иерусалима — когда евреи (по крайней мере Иерусалимская верхушка, включая интеллектуальную элиту) были выселены из Земли Обетованной в места не столь отдаленные и обобщили, переформулировали исторический опыт собственной нации как универсальный, общечеловеческий опыт. Прообраз судьбы древнего Израиля — заповеди, непослушание, изгнание — оказался задан с начала начал.
Роль женщины в рассказе о грехе первого человека также соответствует роли женщины в девтерономической истории. Постоянно мы слышим предупреждения о том, что именно женщины (иноплеменницы) представляют главную опасность для благочестивого израильтянина — они отвратят его от поклонения Яхве. Самый наглядный пример — царь Соломон. Ева третьей главы Бытия прекрасно иллюстрирует этот общий тезис.
Но, конечно же, самым серьезным аргументом в пользу поздней датировки этих глав служит то, что остальные ветхозаветные тексты ничего не знают о них. Разителен контраст с еврейской литературой послебиблейского времени, с Новым Заветом, апокрифами, еврейским мистицизмом, где образ Адама (хотя в разных аспектах) занимает важнейшее место.
Еще один пример того, как привычная, традиционная экзегеза и буквальный перевод могут затемнить смысл библейского повествования — дерево познания Добра и Зла. Пара «Добро и Зло» настолько богата философскими и теологическими ассоциациями, что на протяжении столетий эта тема была излюбленным материалом ученых комментариев и проповедей. На самом деле в еврейском языке «знание добра и зла» — это устойчивый оборот, обозначающий просто «разум, знание, взрослость».
Есть хороший пример в самом начале книги Второзакония. Накануне вторжения в Землю Обетованную евреи не поверили Богу, что Он поможет им справиться с врагами — и Бог объявил: никто из засомневавшихся в Землю Обетованную не войдет. Войдут только их дети, младенцы «не различающие добро и зло». Выражение «не различающие добро и зло» не имеет здесь никаких ницшеанских обертонов: по контексту понятно, что оно значит просто «несмышленые». Взрослые усомнились и тем провинились. А дети, малые, несмышленые еще — им грех отцов не может быть поставлен в вину и на них гнев Бога не распространяется.
Есть и еще места, из которых видно, что «знать добро и зло» — устойчивая характеристика взрослого, осмысленно ведущего себя, в отличие от несмышленого ребенка. В начале книги Бытия буквальный перевод этой идиомы сыграл плохую шутку с теми, кто понял его буквально: перевод получил ту философическую серьезность, которой не было в оригинале. «Познание добра и зла» в еврейской Библии — не философский акт, а идиома, описывающая взросление (то, что человек вначале создан несмышленым, как ребенок — характерная черта многих мифов о создании человека). Взросление подразумевает и расширение горизонта, и пробуждение полового влечения, и связанное с этим новое отношение к наготе, и то, что дети, бегавшие голыми по двору южной деревни, начинают носить одежду. Поэтому, например, первое, что поняли Адам и Ева, когда «прозрели» — осознали свою наготу и сделали себе одежду.
Поскольку взросление подразумевает половое созревание, рассказ о том, как люди «познали добро и зло» полон эротических коннотаций, начиная с того, что поедание фрукта — характерный для восточной литературы символ любовного удовольствия. Однако новоевропейские толкователи, которые сводили к этому всю историю первой четы в Эдеме, слишком сужали значение образа. Переход от несмышленого детства к взрослому состоянию включает в себя не только начало половой жизни.
Вся история окрашивается при этом в другие тона. В своем теперешнем ветхозаветном контексте рассказ о грехе и изгнании первых людей — аллегория трагической судьбы иудейского царства. В христианской традиции — это трагедия Грехопадения, которое могло быть искуплено лишь кровью Христа. Христианские гимнографы написали множество поэтических произведений, посвященных падению Адама: Адамов плач. «О, зачем Адам и Ева нарушили повеление Бога?» Но сквозь канонический вид первых глав Бытия проступает более архаичная образность — рассказа о том, как в мире сложилось то положение вещей, которое в нем сейчас существует. И как любой архаический миф о начале начал, эта история оказывается менее однозначной, чем рационалистическая теология.
В архаическом повествовании о начале начал нет места сожалению о том, что было, чего не было. «Мир таков, — говорит сказитель, — и я расскажу вам, как это получилось». Рассказ о том, как получилось то, что получилось, содержит в себе и светлые ноты, и темные без строгого разделения. Вот такие архаические мотивы в первых главах Бытия очень еще чувствуются. Рассказ о том, как люди ослушались Бога и были изгнаны из Сада Божьего — это одновременно и рассказ о том, что люди, сперва несмышленые и незрячие, затем становятся взрослыми (смышлеными и зрячими), а потом умирают и возвращаются в землю. Первочеловек
Библиография
Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. М., 1979.
Дьяконов И. М. Введение/Мифологии Древнего мира. М., 1977.
Иванов Вяч. Вс. Антропогонические мифы/Мифы народов мира. М., 1980. Т. 1.
Крамер С. Н. Мифология Шумера и Аккада/Пер. с англ. В. А. Якобсона/Мифологии Древнего мира. М., 1977.
От начала начал: Антология шумерской поэзии. СПб., 1997.
Селезнев М. Г. Книга Бытия/Пер. с древнеевр. М., 1999.
Селезнев М. Г. Книга Иисуса Навина/Пер. с древнеевр. М., 2002.
Селезнев М. Г., Тищенко С. В. Книга Исход/Пер. с древнеевр. М., 2000.
Фрезер Дж. Фольклор в Ветхом Завете/Пер. с англ. М., 1985.
«Я открою тебе сокровенное слово...»: Литература Вавилонии и Ассирии/Пер. с аккадского. М., 1981.
Alter R. Genesis. N.Y.; London, 1996.
«I Studied Inscriptions from before the Flood»/Ed. R. S. Hess, D. T. Tsumura. Winona Lake, 1994.
Gunkel H. Genesis. Macon, 1997.
Rad G. Genesis: A Commentary, Old Testament Library. Philadelphia, 1972.
Speiser E. A. Genesis, Anchor Bible. N.Y., 1986.
Westermann Cl. Genesis 1–11. Minneapolis, 1990.
Тема № 225
Эфир 05.03.2003
Хронометраж 44:14
www.ntv.ru