 |
 |
 |
gordon0030@yandex.ru
«Скверный анекдот»
27.05.2002 
57:32
Что такое современный анекдот? И почему раньше, например, в брежневское времена, их было гораздо больше, чем сейчас? В чем особенности языковой структуры и коммуникационной функции анекдота? Об этом сегодня после ночных новостей филологи Елена и Алексей Шмелевы
Материалы к программе:
Значимость рассказывания анекдотов для современной русской системы речевых жанров определяется хотя бы тем, что этот жанр имеет в русском языке специальное обозначение — в отличие, скажем, от французского языка, в котором аналогом русского анекдота является просто histoire (история) или histoire amusante (забавная история), или английского языка, на который анекдот переводится просто как joke (шутка). Можно полагать, что во французской или английской системе речевых жанров рассказывание анекдота в меньшей степени специфично и с точки зрения используемых при этом языковых средств. Как бы то ни было, мы можем с уверенностью утверждать, что в современной русской системе речевых жанров анекдот занимает свое особое место и обладает уникальными языковыми характеристиками.
Рассказывание анекдота отличается от большинства других речевых жанров тем, что рассказчик (субъект речевого жанра) никогда не претендует на авторство текста анекдота. Когда человек шутит, это предполагает, что он сам придумал шутку, — пересказать чужую шутку не значит пошутить самому. Конечно, может случиться, что человек повторяет чужую шутку, выдавая ее за свою. Однако в случаях такого рода субъект вынужден скрывать заимствование чужого текста — иначе речевой жанр разрушится. Напротив того, если даже человек сам придумал анекдот, он должен рассказывать его как услышанный от других людей. Тем самым анекдот характеризуется воспроизводимостью: в речевом жанре рассказывания анекдота он не порождается заново, а воспроизводится.
В то же время, хотя рассказчик подает анекдот как услышанный от других людей, он одновременно рассчитывает, что анекдот неизвестен аудитории, что слушатели (по крайней мере, часть из них) его ранее не слышали. Воспроизведение текста анекдота, предположительного известного всем слушателям, если и может иметь смысл в специфических коммуникативных ситуациях (напр., в качестве занятия школы актерского мастерства), то уж ни в какой мере не может быть реализацией речевого жанра рассказывания анекдота.
Замечание. Если говорящий считает, что анекдот известен слушателям, он может прибегнуть к другому речевому жанру, который можно было бы назвать «напоминание анекдота». При напоминании анекдота иногда прибегают к прямому цитированию (анекдоты представляют собою один из самых мощных источников «крылатых слов»), а иногда используют косвенные ссылки (напр., Это как в том анекдоте; Помнишь анекдот...?; Ты как тот раввин... и т. п.).
В речевом жанре рассказывания анекдота используется текст, построенный по особым правилам. Иными словами, отнюдь не всякая короткая смешная история сама по себе является анекдотом, хотя почти всякую забавную историю можно рассказать как анекдот, соответствующим образом построив или видоизменив текст. Тем самым, изучение текста анекдота невозможно в отрыве от изучения его функционирования в составе речевого жанра рассказывания анекдота. Поэтому явно недостаточным оказывается изучение текста анекдотов, представленного в различных сборниках анекдотов, — далеко не всякий такой текст действительно можно рассказать как анекдот.
Охарактеризуем основные языковые особенности русских анекдотов, т. е. текстов, используемых в речевой практике носителей русского языка в рамках реализации речевого жанра рассказывания анекдота. Сразу отметим, что по своим языковым особенностям анекдот относится не к повествовательным, а, скорее, к «изобразительным» жанрам. Иными словами, рассказывание анекдота — это не повествование, а своего рода представление, производимое единственным актером, и в ряде случаев именно интонация рассказчика, его мимика и жестикуляция создают «соль» анекдота. Такие анекдоты чрезвычайно трудно представить на письме (вероятно, именно поэтому они почти не фигурируют в опубликованных сборниках анекдотов), так что приходится использовать специальные приемы, сходные с теми, которые могут быть использованы при описании представлений народного театра (как уже приходилось отмечать, в ряду фольклорных жанров анекдот ближе всего именно к народному театру, а не к таким повествовательным жанрам, как бытовые сказки, юмористические новеллы и т. п.).
Переходя к описанию конкретных языковых особенностей анекдота как текста, используемого при реализации речевого жанра рассказывания анекдота, отметим, что оно возможно лишь при условии четкого разграничения трех языковых слоев анекдота: «метатекстовых» вводов и собственно текста анекдота, в котором можно выделить два языковых слоя — текст «от автора» и речь персонажей анекдота.
Необходимость «метатекстового» ввода (т. е. такой фразы, как, напр., Слыхал анекдот о...?; Кстати, знаете анекдот...?; Давай(те) расскажу анекдот...; А вот еще анекдот на эту тему и т. д.) является важным нетривиальным признаком рассказывания анекдота, отличающим данный речевой жанр, скажем, от речевого жанра шутки (действительно, шутки никогда не предваряются «метатекстовым» вводом *Я сейчас пошучу; *Давайте я пошучу и т. п. — лишь в случае если адресат речи не понял, что имела место реализация жанра шутки, говорящий post factum может сказать: Шутка!; Да это я шучу; Я пошутил или
Существенно, что наличие «метатекстового» ввода является почти обязательным для речевого жанра рассказывания анекдота. Соответственно, оно может служить критерием, позволяющим отграничить рассказывание анекдота от смежных речевых жанров. Более того, возможность предварить произнесение некоторого текста соответствующим «метатекстовым» вводом может рассматриваться как тест, позволяющий судить, действительно ли данный текст является анекдотом, т. е. может быть использован в речевом жанре рассказывания анекдота.
Здесь можно упомянуть, что в сборниках анекдотов (изданных или помещенных в Интернете) нередко встречаются тексты, которые анекдотами не являются — в том смысле, что рассказаны как анекдоты (т. е. предварены соответствующим «метатекстовым» вводом) они быть не могут. Так, не являются анекдотами такие прибаутки и приговорки, как:
Водку? Теплую?! В такую жару?!! Натощак?!!! Без закуски?!!!! С удовольствием!«Метатекстовый» ввод в нормальном случае не принадлежит тексту анекдота. Однако существуют анекдоты, в которых специально обыгрывается необходимость «метатекстового» ввода при рассказывании анекдота. В них то, что на первый взгляд кажется «метатекстовым» вводом, оказывается неотъемлемой принадлежностью текста анекдота, т. е. анекдота в собственном смысле слова. Такие анекдоты обычно рассказываются в диалогическом режиме — ср.:В баню я не хожу. В женскую не пускают, а в мужскую неинтересно.
[анекдот советского времени] Знаете самый короткий анекдот? — ... — Коммунизм. А самый длинный? — ... — Путь к коммунизму.
[анекдот времен перестройки и расцвета кооперативного движения] Хочешь расскажу кооперативный анекдот? — Давай. — Гони рубль.Иногда «метатекстовый» ввод приходится делать более подробным, давая слушателям экстралингвистическую информацию, необходимую для понимания анекдота. Так, среди русских в свободной Латвии
Коммунисты в СССР, упразднив крестины и обрезание, ввели так называемые октябрины, на которых новорожденным дают вместо христианских или библейских имен — имена, взятые от революции, т. е. от фамилий вождей, названий местностей, связанных с революцией и т. п.Текст от автора в русском анекдоте обладает целым рядом особенностей. В нем особенность почти исключительно используется настоящее время глагола (а также, при определенных условиях, прошедшее время глаголов совершенного вида в результативном значении). Эта особенность связана с близостью анекдота народному театру: используя так называемое «настоящее изобразительное», рассказчик представляет действие как бы разворачивающимся в данный момент перед глазами зрителей. Этим анекдоты отличаются от забавных исторических рассказов («анекдотов» в старом смысле слова), в которых естественно ожидать глаголы в прошедшем времени. Ср.:
Встречаются дваеврея-коммуниста.
— Наум Яковлевич, у меня родился сынок и не знаю, как его назвать: завтра октябрины.
— Ну, Исак Борисович, что там думать — назовите его: Червонец.
Через несколько месяцев приятели снова встречаются.
— Ну, Исак Борисович, поздравьте меня — жена дочку родила, только ломаю голову, как ее назвать.
— Ну что тут думать? Демонстрация, Революция... или вот что — Трибуна.
— Ай, какого вы мне даете хорошенького совета! Я вам дал имя Червонец, так это же вещь! Хорошее дело Трибуна! Чтобы каждый хулиган на нее мог залезть.
«Маэстро», — спросилаТипичное начало анекдота — предложение, начинающееся глаголом в настоящем времени, за которым следует подлежащее, а затем — все второстепенные члены предложения (Выходит Анка замуж...; Приходит муж домой...; Приходят ходоки к Ленину...; Едет ковбой по прерии...; Останавливается Илья Муромец у придорожного камня...; Идут Винни Пух с Пятачком в гости к осликукак-то начинающая пианистка у Рахманинова, — «правда ли, что пианистом нужно родиться?» «Сущая правда, сударыня», — улыбнулся Рахманинов, — «не родившись, невозможно играть на рояле».
В «тексте от автора» в анекдотах совершенно невозможны такие интродуктивные зачины, как
Правда, иногда, если анекдот появляется как непосредственный отклик на некоторое историческое событие, в нем в качестве персонажа может появиться протагонист этого события, даже если он не входит в стандартный набор персонажей героев анекдота. Так, после того как секретарь Ленинградского обкома КПСС Толстиков, имевший репутацию антисемита, был снят со своего поста и назначен послом в Китай, появился такой анекдот (цитируется по сборнику
Толстиков назначен послом в Китай. Он сходит с трапа самолета в Пекине:Но, поскольку Толстиков не входит в число стандартных героев анекдота, в таком виде анекдот мог рассказываться недолго. Впоследствии, он мог либо рассказываться как анекдот об анонимном советском после:
— Ну, жиды, что прищурились?
Новый посол Советского Союза прилетает в Китай. Сходит с трапа самолета и, увидев пришедших его встречать китайцев, говорит:либо подаваться в виде байки (другой речевой жанр, отличающийся от анекдота по своим речевым характеристикам):
— Что, жиды, прищурились?!
[иногда с факультативным добавлением:]
А китайцы ему на это:
— А посол ты...
Бывший секретарь Ленинградского обкома КПСС Толстиков сослан был послом Советского Союза в Китай. Сходя с трапа самолета и увидев пришедших его встречать китайцев, он процедил:Характерна интродуктивная конструкция в начале рассказа (Бывший секретарь Ленинградского обкома КПСС Толстиков), повествование в прошедшем времени, использование показателя эвиденциальности (говорят).
— Что, жидяры, прищурились?!
Китайцы, говорят, сказали:
— Толстиков, а посол ты...
Говоря о речи персонажей анекдотов следует иметь в виду, что, в отличие от собственно театральных представлений, все «роли» в анекдоте исполняются одним «актером» — рассказчиком анекдота. Никаких костюмов, масок или кукол не предполагается. Персонажи нередко бывают узнаваемы исключительно по речевым особенностям, которые тем самым играют роль своего рода языковой маски соответствующего персонажа. Важно при этом, что число персонажей в анекдотах ограниченно, и в современном городском анекдоте используется относительно постоянный набор возможных персонажей, многие из которых имеют достаточно стабильные речевые характеристики.
Помимо речевых масок, узнаванию персонажей анекдота может способствовать упоминание
На пионерском сборе выступает с воспоминаниями участник первого ленинского субботника: «Вывели нас с Федей из цеха и повели на субботник. Подошел к нам маленький в кепке, с бородкой, картавый и говорит: „бегитесь за бгевно, товагищи!“ Шел бы, говорим, ты на х...! Федю с тех пор я не видел, а сам лишь месяц как вышел...»В этом анекдоте Ленина легко узнать и по картавости, и по кепке, и по лысине, и по бородке, и по аллюзии к известной всем советским людям истории о том, как Ленин нес бревно на субботнике в Кремле.
Ср. значительно более поздний анекдот (середина девяностых гг.), в котором Ельцин опознается как по особенностям речи, так и на основе косвенного намека на нашумевшую историю с падением Ельцина с моста:
Рассказ таксиста: «Тормозит меня один мужик. Весь мокрый, в одних трусах, вода с него так и льет. „Куда едем?“ — говорю. „В Кремль!“ Я говорю: „Мужик, ты что, с печки упал?“ А он говорит:Особенно яркие речевые характеристики отличают персонажей анекдотов об этнических меньшинствах: грузин, чукчей, евреев. Примечательно, что эти характеристики определенным образом коррелируют с характером соответствующего персонажа. Именно анекдоты, построенные на обыгрывании речевых характеристик этих героев (а также иных связанных с ними клишированных деталей) оказываются самыми трудными для понимания носителями иных языков и культур. Рассмотрим следующий пример:„Шта-а-а? А нет, не с печки. С моста“. Отвез я его. И не видел с тех пор никогда. Ачем-то он мне запомнился...»
Бедный студент купил на последний рубль несколько грецких орехов. Разбил один — а он пустой, одна скорлупа. Разбил другой — а он тоже пустой, одна скорлупа. Разбил третий — то же самое. Разбил он последний орех, а оттуда вылезает червяк в большой кепке и говорит: «Обидно, да?» [рассказчик произносит эту фразу от лица червяка с грузинским акцентом].Этот анекдот приводится в английском переводе в книге [Draitser 1998] как иллюстрация антигрузинских стереотипов. Однако едва ли «грузинские мотивы» в этом анекдоте могут быть выявлены на основе английского текста:
With his very last ruble, a student buys a dozen walnuts. He cracks one of them. It’s empty. He cracks another one — again, it’s empty. When he comes to the last one, a worm wearing a cap crawls out and says: “It hurts, doesn’t it?”Мы уже видели, как содержательно одна и та же история может рассказываться и в качестве анекдота, и в качестве
Приведем еще пример формальной адаптации к требованиям жанра при межжанровой вариативности, когда некоторая история, которая могла бы быть рассказана как анекдот:
Знаете анекдот [метатекстовый ввод]? Мать спрашивает сына: «Почему ты с утра выпиваешь стакан водки, а не пьешь кофе с булочкой?!» Сын отвечает: «Мама, ну кто же натощак осилит кофе с булочкой?!»была опубликована И. Губерманом в качестве «случая из жизни» в следующем виде:
Один мой товарищ из Ташкента рассказывал мне, что рядом с ним на окраине жила такая еврейская семья — в общем, ее Бабель должен был бы описывать. Отец — огромный, как ломовой извозчик, мужик, и три сына, таких же огромных. Они работали на мясной фабрике. Жили по очень жесткому расписанию: вставали в 4 утра, выпивали по стакану водки и шли на забой скота. Один из его сыновей женился, и маленькая жена, обожавшая своего мужа, из такой интеллигентной семьи, однажды спросила — даже не мужа, его она побоялась спросить, нравы были очень патриархальные — она спросила у своей свекрови: «Мама, а почему Боря с утра выпивает стакан водки, а не чашку кофе с булочкой?» Мать очень обрадовалась, ей это просто не приходило в голову, и сказала: «Борух, а чего ты, действительно, как я не знаю кто, с утра пьешь стакан водки, а не выпиваешь кофе с булочкой?!» Сын ей ответил: «Мама, ну кто же натощак осилит кофе с булочкой?!»От межжанровой вариативности следует отличать межжанровые интертекстуальные связи анекдотов, которые могут относиться к одному из двух типов.
Моисей спускается с горы к народу и говорит: «У меня для вас две новости: хорошая и плохая. Хорошая — сторговались на десяти. Плохая — прелюбодеяние вошло».
Приходит раввин к священнику и говорит: «Вот, типа, такое дело — у меня велосипед сперли. Причем сделал этоКак правило, такого рода анекдоты понятны только слушателям, способным установить необходимые интертекстуальные связи, напр. опознать цитату. Так, следующий анекдот предполагает, что слушатели знакомы с православной молитвой перед принятием пищи («Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении...»):кто-то из моей общины! Вот ты, типа, тоже направляешь своих прихожан на путь истинный. Вот дай совет — как найти вора среди своих?» «Это просто, — отвечает священник, — надо всех собрать и зачесть перед ними 10 заповедей. Вот когда дойдешь до не укради, внимательно смотри людям в глаза, и кто глаза потупит, тот и вор». Через день приходит снова раввин к нему с букетом цветов. «Ну что, мой совет помог?» — интересуется священник. «Ну не совсем, в общем, но идея сработала». — «Не, ну так как все получилось?» — «Да не, неважно». — «Нувсе-таки?» — настаивает священник. «Ну понимаешь как, вот созвал общину, начал зачитывать заповеди, а когда дошел до не прелюбодействуй, то вспомнил, где забыл велосипед...»
Встречает пустынник голодного льва. Бежать некуда, а съеденным быть не хочется, и взмолился пустынник: «Господи, пошли этому льву христианские чувства...». И случилось чудо — лев человеческим голосом говорит: «Очи всех на Тя, Господи, уповают...»Другой тип интертекстуальных связей имеет место, когда анекдоты или цитаты из анекдотов воспроизводятся в составе других речевых жанров. Так, очень многие анекдоты могут быть использованы в составе тостов, достаточно лишь добавить фразу, указывающую, за что говорящий предлагает выпить. Заметим, что в постсоветское время наблюдается «экспансия» анекдота в другие жанры. Тексты анекдотов, набор анекдотических персонажей, их речевые и поведенческие характеристики рассматриваются носителями русского языка как общеизвестный фонд знаний, который служит источником цитат как в устной, так и в письменной речи. Так, например, анекдоты или отдельные фразы из известных анекдотов часто используются в качестве газетных заголовков (приведем некоторые газетные заголовки из нашей картотеки: «Тенденция, однако», «Вернулся муж из командировки», «Ту ти ту ту ту»). Анекдоты постоянно цитируются в речи известных политиков, спортсменов и телевизионных ведущих, что позволяет говорить об активизации интертекстуальных связей анекдотов.
Под внутрижанровой вариативностью анекдота можно понимать различные способы рассказать «один и тот же» анекдот, т. е. случаи, когда, несмотря на варьирование способа рассказывания, мы воспринимаем рассказываемое как варианты одно и того же анекдота. Внутрижанровая вариативность анекдота может быть одного из двух типов: свободное варьирование или культурная адаптация. В первом случае она бывает связана со свободным выбором рассказчика, во втором — обусловлена необходимостью приспособить манеру рассказывания анекдота к инокультурной аудитории.
Свободное варьирование может быть едва заметным и быть обусловлено общей культурой речи рассказчика, его актерским мастерством, выбранными им «режиссерскими решениями». Напр., один и тот же анекдот может начинаться и Приходит муж домой с работы..., и Пришел муж домой с работы.... И, разумеется, приведенный выше анекдот о раввине, у которого пропал велосипед, мог бы быть рассказан в иной манере (в частности, без «паразитических» словечек вот, типа). Такое варьирование часто остается незамеченным слушателями или получает импрессионистическое описание
Возможно и более существенное варьирование, напр. — когда некоторую функцию в анекдоте могут исполнять в разных вариантах разные персонажи. Разумеется, в этом случае часто приходится соответствующим образом видоизменять аранжировку анекдота, речевые характеристики персонажей и т. п. В этом случае вариативность анекдота осознается говорящими, и они могут даже настаивать на том, что верной является та, а не другая версия. Приведем два варианта анекдота, в одном из которых фигурируют Василий Иванович и Петька, а в другом — Рабинович (отметим, что замена Василия Ивановича на Рабиновича влечет за собою смену речевых характеристик персонажа — ср., напр., характерное для еврейских персонажей самообозначение «бедный еврей»):
Приходит Петька к Василию Ивановичу и видит: тот сидит без штанов, но в галстуке. «Василий Иванович, почему вы без штанов?» — «Так никого же нет». «Тогда почему в галстуке?» — «А вдругкто-нибудь зайдет».
— Рабинович, почему вы дома сидите в галстуке? — Ну, знаете, а вдругКогда этот анекдот во второй («еврейской») версии был рассказан президентом России Путиным на открытии еврейского центра в Марьиной роще осенью 2000 г., в газете «Iностранец» появился следующий комментарий: «Путин...кто-нибудь придет... — Почему же вы тогда сидите в одном галстуке? — Ай, ну кто придет к бедному еврею...
Варьирование может быть и более значительным. Так, после избрания К. У. Черненко Генеральным секретарем ЦК КПСС, появился такой анекдот:
Однажды чукча захотел стать генсеком ЦК КПСС. И стал...А во время президентских выборов 2000 г. рассказывали следующий анекдот (из серии «анекдоты о Вовочке»):
Захотел Вовочка стать президентом России. И стал...В такого рода случаях уже трудно сказать, идет ли речь о вариантах одного и того же анекдота или о двух разных, хотя и однотипных анекдотах.
Наряду со свободным варьированием, может иметь место варьирование, связанное с переносом анекдота в иную культурную среду. Дело в том, что в разных культурных общностях анекдоты рассказываются несколько
От варьирования следует отличать случаи, когда один из двух анекдотов предполагает знание другого, «играет» только на его фоне. Так, известен старый еврейский анекдот:
Умирает старый слепой еврей.В книге А. Н. Столовича приводится этот анекдот и сразу же указывается, что существует новый вариант с последней фразой:
— Где Сарочка? — спрашивает он.
— Мамочка стоит рядом с тобой, — говорит старший сын.
— Это ты, Абраша? А где Исаак?
— Исаак стоит рядом со мной!
— А где моя доченька Фаня?
— Тут, папочка, тут!
— Кто же тогда остался в лавке у кассы?
— Кто же остался у синхрофазотрона?Ясно, что «соль» последней фразы состоит в эффекте обманутых ожиданий слушателей, знакомых с первоначальным вариантом анекдота. В этой же книге приведен еще один анекдот, также очевидным образом рассчитанный на слушателей, знакомых с исходным анекдотом:
Умирает старый слепой русский.То, что предполагается знакомство с исходным анекдотом, видно уже из начальной фразы. Дело в том, что старый слепой русский (в отличие от обозначения старый слепой еврей) не является подходящей дескрипцией для героя анекдота (и вообще русским персонаж русского анекдота может быть назван только в том, случае, если в анекдоте фигурируют
— Где мой сын Ваня? — спрашивает он.
— Он, папа, стоит у твоего изголовья.
— А где Петя и Вася?
— Мы здесь, папочка!
— А где Настя?
— Я тоже здесь, папочка.
— Кто же тогда остался в России?
Иногда анекдот совсем непонятен тем, кто незнаком с исходным анекдотом. Ср.:
По сообщениюЧто имеется в виду под «барабанами Страдивари», понятно, только если знать исходный анекдот о «новых русских»:ИТАР-ТАСС, Анатолию Быкову дали десять лет с конфискацией. Конфисковали дачу, БМВ, миллион баксов и три барабана Страдивари.
Купил новый русский другу за 100 тысяч баксов барабан от Страдивари, а ученые друганы ему говорят «Слушай, тебя кинули, как лоха, Страдивари скрипки делал, а не барабаны!» Разозлился новый русский, взял с собой два джипа с братками, поехал к хозяину магазина разбираться. Приезжает довольный, говорит: «Не, ребят, все путем, этот Страдивари для лохов скрипки делал, а для братвы — барабаны!»Особый тип внутрижанровых интертекстуальных связей имеет место в тех случаях, когда к некоторому анекдоту, предположительно известному аудитории, присоединяется дополнительная концовка. Так, к анекдоту:
Если есть где, есть чем, но некого — это трагедия. Если есть чем, есть кого, но негде — это трагикомедия. Если есть кого, есть где, но нечем — это комедия. Если есть где, есть чем, есть кого, но зачем? — это трагедия русской интеллигенции.иногда добавляется новая концовка:
Если есть где, есть чем, есть кого, есть зачем, но глючит компьютер — это трагедия современной русской интеллигенции.Приведем еще один пример появления у анекдота дополнительной концовки. Следующий анекдот построен на том, что глагол разводить <лоха> имеет в криминальном жаргоне значение, отличное от общеязыкового, а именно — «силой или обманом завладевать деньгами лоха, не давая ему ничего взамен»:
На перекрестке вВ первоначальном варианте анекдот на этом и заканчивался, но затем он получил новое продолжение:600-й мерседес въезжает запорожец. Из мерса вываливают братки и вытаскивают из запора дедка: «Какзвать-то тебя, дедуля?» — «Иван Иваныч». — «Ну, попал ты, Иван Иваныч на 10 тысяч баксов». — «Да нет проблем, поехали, отдам». Едут они, значит, братки его и спрашивают: «А кем ты, дедуля, работаешь, что у тебя такие бабки есть?» — «А я кроликов развожу» — «А укроликов-то откуда, они кого разводят?»
Ну, приезжают на хату, поднимаются вместе, дед стучится в дверь, оттуда: «Кто там?» — «Это я, Иван Иваныч». — «А чего надо?» — «Да вот, кроликов вам привез...»Впрочем, интертекстуальные связи такого рода могут стираться, и анекдот с продолжением начинает функционировать сам по себе, не предполагая непременного знакомства аудитории с исходным анекдотом. Приведем пример (фраза, отсутствовавшая в первоначальном варианте анекдота, выделена курсивом):
Что говорят женщины разных национальностей, проведя ночь со своим поклонником? Немка: «Когда мы поженимся?» Француженка: «А Пьер был лучше». Русская: «А душу мою, Федя, ты так и не понял». Еврейка: «Тут болит, там болит».Итак (хотя, как говорилось выше, при рассказывании анекдота его текст не порождается заново, а воспроизводится), вариант, в котором рассказывается анекдот, и предваряющий его метатекстовый ввод выбираются рассказчиком. При этом выбор зависит не только от вкусовых пристрастий рассказчика, но и от фоновых знаний аудитории.
Библиография
Бахтин М. М. Проблема речевых жанров/М. М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
Белоусов А. Ф. Анекдоты о Штирлице//Живая старина. 1995. № 1.
Евреи шутят: Еврейские анекдоты, остроты и афоризмы, собранные Леонидом Столовичем.
Курганов Е. Похвальное слово анекдоту. СПб., 2001.
Остин Дж. Как производить действия при помощи слов/Остин Дж. Избранное. М., 1999.
Руднев В. Прагматика анекдота//Даугава. 1990. № 7.
Учебный материал по теории литературы: Жанры словесного текста. Анекдот/Сост.А. Ф. Белоусов. Таллинн, 1989.
Шмелева Е., Шмелев А. Рассказывание анекдота как жанр современной русской устной речи/Труды международного семинара Диалог’98 по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Казань, 1998.
Шмелева Е. Я., Шмелев А. Д. «Неисконная русская речь» в восприятии русских/Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М., 1999.
Шмелева Е. Я., Шмелев А. Д. Языковые особенности малых форм современного городского фольклора/Язык. Культура. Гуманитарное знание. М., 1999.
Шмелева Е. Я., Шмелев А. Д. Рассказывание анекдота как жанр современной русской речи: проблемы вариативности/Жанры речи 2. Саратов, 1999.
Шмелева Е., Шмелев А. Клишированные формулы в современном русском анекдоте/Труды Международного семинара Диалог’2000 по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Протвино, 2000.
Attardo S. Linguistic Theories of Humor. Berlin; New York, 1994.
Draitser E. A. Taking Penguins to the Movies. Ethnic Humor in Russia. Detroit, 1998.
Raskin V. Semantic mechanisms of humor. Dordrecht, 1985.
Тема № 114
Эфир 27.05.2002
Хронометраж 57:32
www.ntv.ru