Код идентичности

gordon0030@yandex.ru

Архив выпусков | Участники

↓№ 152↑

09.10.2002 Хронометраж

50:00

Стенограмма эфира

Кем впервые был разработан метод молекулярно-генетической индивидуализации? Что такое генетический паспорт? Может ли молекулярная генетика помочь в раскрытии преступлений? Об этом — генетик Павел Иванов — один из авторов научного метода, с помощью которого в начале 90-х годов им были идентифицированы останки царской семьи.

Смотрите также выпуск № 153 «Код идентичности — 2».

Программа повторно вышла в эфир 30.07.2003.

Предварительный план дискуссии:

На сегодняшний день это исследование [типирование ДНК] является скорее редкой демонстрацией возможностей, нежели провозвестником массовых практических приложений в области родословного анализа. Останки большинства из нас, по-видимому, могут мирно покоиться в своих могилах. И все же теперь, если кто-то захочет быть уверен наверняка, что его прошлое действительно умрет вместе с ним, мы рекомендуем только кремацию и развеивание праха по ветру.

— Проф. П. Дебенхам (из редакционной статьи в журнале Nature Genetics, посвященной идентификации останков семьи Николая II. Лондон, февраль 1994 г.)

• Что такое геномная дактилоскопия и что общего между генами и дактилоскопией? Кем впервые был разработан метод молекулярно-генетической индивидуализации? Что такое генетический паспорт? Двойники и близнецы. Может ли молекулярная генетика помочь в раскрытии преступлений и как современная криминалистика использует ДНК-технологии? Половые преступления и кровосмешение. Преступники и жертвы — идентификация неопознанных и неопознаваемых.

• Гражданское общество: как установить отца ребенка до его рождения? Подмена детей в роддомах. Можно ли установить отца, если он давно умер или безвестно отсутствует?

• Наболевшие вопросы: Кто заплатит за генетическую экспертизу? Кто имеет право выполнять молекулярно-генетичекие экспертные исследования? Так все же, Царь или не Царь?

• Примеры применения (расследование убийств, изнасилований, кровосмешения, идентификация личности и опознание в условиях полной неочевидности, расследование подмен детей, торговли человеческими органами, паспортизация групп риска, спецконтингента, разведрезидентуры и государственных деятелей, различение двойников и подставных лиц? установление отцовства, материнства и дальнего родства, решение иммиграционных вопросов и т. д.).

Материалы к программе:

Научная деятельность П. Л. Иванова выходит за рамки чисто научного поиска, затрагивая область практического применения, значение которой для общества весьма велико. Научные достижения автора революционизировали судебную медицину и получили широкую известность как у специалистов этого направления, так и среди общественности. Его успешная научная и практическая деятельность создали предпосылки для формирования совершенно нового — молекулярно-генетического направления в системе судебно-медицинской службы Российской Федерации.

Специальная технология использования ДНК, выделенной из биологических объектов, в качестве их индивидуализирующей характеристики, получила название молекулярно-генетической индивидуализации. Эта технология (называемая также типированием ДНК, «геномной дактилоскопией») — наиболее доказательный метод анализа биологического материала при производстве судебно-медицинской экспертизы. Эти технологии прочно вошли в арсенал экспертной деятельности судебно-медицинских служб большинства развитых стран мира и являются самым современным и наиболее доказательным методом при производстве как судебно-медицинской экспертизы идентификации личности, так и при установлении биологического родства.

В первом случае речь идет об идентификации личности при расследовании убийств, изнасилований и других тяжких преступлений против личности, требующих судебно-медицинского исследования вещественных доказательства, а также при опознании расчлененных, сильно деформированных или обгоревших трупов — в случае массовых катастроф, взрывов, землетрясений и военных конфликтов.

В то же время, генетическая «дактилоскопия» позволяет не только однозначно устанавливать личность, но также определять кровное родство лиц. Это делает ее незаменимым экспертным методом в сложных случаях подмены, утери, похищения детей, определения родства малолетних или потерявших память лиц, выявления фактов кровосмешения. Метод также весьма эффективно используется и при решении гражданских дел — для установления отцовства или материнства.

Из истории вопроса:

Первые работы по возможности идентифицировать человека на основании генетических данных его ДНК были опубликованы в 1985-м году англичанином Алеком Джеффрисом. И по 1987-й год только Великобритания имела патент на установление родства. Однако в 1987-м году группа ученых российского института молекулярной биологии РАН им. Энгельгардта провела дополнительные исследования, в результате которых оказалось, что наши ученые открыли аналог генетической идентификации человека. А уже в 1988-м году эту новую технологию внедрило бюро главной судмедэкспертизы. Тогда же и была проведена первая идентификация.

Из интервью П. Л. Иванова газете «Известия».

— Молекулярно-генетические исследования — само словосочетание, уместное в научной беседе, кажется не очень совместимым с судебной медициной, представление о которой большинство из нас, к счастью, имеет лишь по кино и телефильмам. Что молекулярные генетики делают в ней?

— В ходе расследований нередко требуется процесс идентификации, когда устанавливается тождество каких-то частей определенному предмету или организму. Эта проблема решается разными способами. Традиционно этим занимается криминалистика: например, трассологическая экспертиза устанавливает соответствие пули оружию или следа клинка самому клинку. Молекулярно-генетическая идентификация — это новый метод, который развился в недрах биологической науки. По смыслу он не отличается от криминалистической идентификации, иной лишь по методу.

— Но в криминалистике довольно давно используются биологические методы — скажем, определение принадлежности крови или иных биологических объектов. Зачем понадобились исследования на молекулярном уровне?

— Традиционная биологическая экспертиза — это определение группы крови, других биохимических маркеров. Скажем, можно определить, какие группы крови могут быть у детей от конкретных отца и матери — все возможные комбинации известны. Но эти данные могут дать лишь два ответа: исключается, что это ребенок от этих родителей или не исключается. Но не могут подтвердить: да, это ребенок этих родителей. Как ни странно, долгое время это судебную медицину устраивало: ответ эксперта можно было интерпретировать как угодно. Медико-генетическая экспертиза дает результат, на несколько порядков более доказательный, который способен оценить позитивную вероятность.

— Это стало возможным благодаря успехам генетиков?

— До середины 80-х годов способа доказательно отличить одну особь от другой не было. Ведь человек, к примеру, отличается от шимпанзе менее чем 1% генов, остальные абсолютно идентичны. А одного человека отличить от другого еще сложней — там уровень различий в каких-то миллионных долях генетического кода. На 99,99% они одинаковы. Маркеры индивидуальности — гены, которые у разных людей действительно различны, существуют. Найти их невероятно трудно, но если знать, где искать, то можно.

— Кто же догадался, где следует искать нашу индивидуальность?

— Первым это сделал англичанин Джеффрис в 1985 году, причем не только нашел два таких гена, но и предложил способ их визуализации — что-то подобное штрих-коду, который теперь наносится на упаковки и этикетки. Расположение, толщина и порядок полосок на нем кодирует очень большой объем информации. Удивительно, что человек придумал штрих-код независимо от природы, но идентично по смыслу. Подобный код в 30–40 полосок способен закодировать и каждого из нас. На этом основаны все молекулярно-генетические индивидуализирующие системы до сих пор.

— Известно, что в Институте молекулярной биологии РАН, в лаборатории академика Георгия Георгиева вы и ваши коллеги обнаружили еще один ген индивидуальности?

— Да, в 1987 году у нас была получена картинка еще одного такого гена, с чего и начался путь молекулярно-генетических методов в нашу судебную медицину. Сейчас технологии уже другие, но их суть та же: искать варианты индивидуально специфичных генов.

— Какие исследования в этой сфере наиболее распространены?

— Одна из наиболее востребованных — экспертиза спорного отцовства. Есть варианты выявления генетических признаков, которые передаются только от матери. Другие маркеры комбинируются от двух родителей. Эксперт анализирует эти гены у ребенка, смотрит, какие могут быть от отца. Затем оценивает распространенность этих генов в популяции. Если у ребенка и отца выявлены редкие — доказательность отцовства высокая. Если маркеры частые — необходимы другие тесты. В сумме всех исследований вероятность тоже может быть высокой. То же при идентификации неопознанных трупов. Определяется вероятность того, что у этой родительской пары или у этой матери могли быть такие дети, в том числе и этот.

— Но тем не менее эксперт определяет лишь степень вероятности, а кто выносит решение?

— Прерогатива оценки этих данных принадлежит только суду или следователю, эксперт не может этого делать. Но ответственность его очень высока: если неграмотно сделать экспертизу — тогда все, что угодно, совпадет с чем угодно.

— Вероятно, с этим и связаны нередкие обвинения экспертиз в неоднозначности выводов? Вероятность в 99% процентов не всех удовлетворяет, как это было, скажем, при экспертизе останков царской семьи?

— Любая судебно-медицинская экспертиза лишь определяет вероятность и ее степень. Отрицательный ответ она может дать однозначно, но никогда не дает однозначно позитивный ответ. К примеру, может ли пятно крови или волос, найденный на месте преступления, принадлежать этому человеку. Если не может — ответ однозначный. Если может — неизбежна вероятностная оценка. Пока еще наука не может дать стопроцентный ответ. Но и вероятности бывают астрономическими. Например, в случае экспертизы останков Николая Второго это было 99% и восемь девяток после запятой, то есть расчет шел на 100-миллионные доли. При том, это был сложный случай — кости 75-летней давности, по которым не все признаки можно было изучить. А если мы делаем контрольные тесты по слепым образцам — то вероятность ошибки достигает 1 на 300 млрд. Это астрономическая цифра, если вспомнить, что на Земле живет всего 6 млрд человек.

— Почему же тогда у кого-то возникают сомнения?

— Потому что вопрос не простой: сами по себе вероятности человеку не понятны, в быту мы с ними не сталкиваемся. Вероятность в 99% — это много или мало? Представьте, что в море на корабле с командой из 20 человек происходит убийство. Один из команды — подозреваемый. Эксперт, проведя экспертизу, делает вывод: вероятность того, что именно он — убийца, составляет 99%. Мало это или много — вероятность, что один человек из ста будет подходить на роль преступника, если на корабле их всего 20? Это практически доказано. А если случайно взяли человека на улице, как порой и бывает, если следствие проведено недостаточно компетентно, и говорят: а ну-ка проверьте его, не он ли преступник? Положим, вероятность будет 99,99%. Значит, в 10-миллионной Москве таких вы найдете 10 тысяч. Нужны предварительные следственные действия, чтобы сузить круг подозреваемых.

— Чтобы оперировать молекулярно-генетическими данными, необходимо помнить хотя бы школьный курс биологии. Насколько работники правоохранительных органов готовы оценить то, что вы им предлагаете?

— Если следователь нацелен на какую-то версию, ему бывает трудно принять противоречащие ей выводы. Вот пример: исследуем материалы по делу об изнасиловании в небольшом городе. Сейчас по делу проходит 16-й подозреваемый! 15 человек данные экспертиз уже исключили. Нередко эксперт не располагает всем множеством данных по делу. Вот ситуация: было убийство, человек признался, указал место, где зарыл труп. Находят кости, мы выполняем экспертизу и делаем вывод: не он. Но если не он — то кто? Потом выясняется, санитар в морге перепутал фрагменты костей. Это большая психологическая нагрузка, поскольку эксперт несет персональную ответственность за свою работу, никакой начальник ему не поможет.

— Исследования выполняются по стандартным схемам или это каждый раз — творческая задача?

— По одной системе признаков никогда нельзя принять решение, обязательно должна быть дублирующая. Если выполнено много тестов, результат всегда достовернее. Но иногда мы работаем с образцами, по которым невозможно провести множество тестов, например, с одной клеткой. Здесь задача — провести экспертизу как можно лучше. Но если можно сделать много, эксперт сделает. Критерий — максимально большое число тестов и максимально экономно. В других случаях — работа со стандартизованными образцами. Скажем, экспертиза спорного происхождения детей. Там стандарт — вероятность в 99,75% и выше. Еще в 70-е годы была принята норма, которую рекомендовали эксперты в Европе: при вероятности в 99,75% отцовство практически доказано. Это 6–7 тестов, на которые рассчитывается смета. Можно довести вероятность и до 99,99% — но тогда и цена будет возрастать, а это платная услуга.

— Когда медико-генетические исследования стали массовыми в судебной медицине?

— Они были созданы 15 лет назад, массово стали использоваться после 1995 года, когда были утрясены юридические вопросы и все поняли возможности метода. Но это в мире так. У нас общий уровень понимания их возможностей совсем другой, хотя нашу лабораторию, к примеру, знают и в мире, и результаты у нас не хуже. Но когда мы начали исследования останков царской семьи в Англии, их генетическая лаборатория МВД насчитывала 11 человек. Тогда уже это была одна из лучших лабораторий в мире. Через год их было уже 130 человек, в Англии была принята программа создания банка молекулярно-генетических данных по осужденным за половые преступления. Через два года была организована Роквиллская лаборатория Пентагона, сейчас крупнейшая в мире. В России почти все осталось на том же уровне, кроме нашей лаборатории, для которой купили современное оборудование. На местах же уровень таких исследований очень низок, большинство лабораторий не соответствуют нужному уровню. Есть и другая проблема: многие местные руководители используют любую возможность ввести платные услуги — не важно, умеешь ты это или не умеешь. Нередко их неправильные результаты ломают судьбы людей. Потом мы переделываем экспертизу, но можем только написать отношение в прокуратуру, что не рекомендуем заказывать такое-то исследование в этой лаборатории. Но по закону следователь может назначать экспертизу кому угодно, а в местных лабораториях она нередко дешевле, хотя почему — неясно.

— И тем не менее методы молекулярно-генетической экспертизы становятся все более востребованными в судебной практике. Какое будущее, по-вашему, их ждет?

— Семь лет назад они стали массовыми, еще через семь будут рутинными, возможно, вытеснят традиционные биологические методы. Эта сфера технологизируется, растет скорость экспертизы. Будут выявлены новые гены — анализ будет идти от грубого ко все более тонкому сравнению. Уже сегодня компьютер может проанализировать данные и предложить варианты ответа. Есть и компьютерные системы, которые оценивают качество экспертизы и определяют, можно ли доверять ее результатам или нельзя.

— Значит, компьютер со временем возьмет на себя вашу функцию?

— Пока предпочтение отдается человеку — интерпретация требует знаний, сама природа исследуемых нами объектов такова, что все в машину не заложишь. Пример: рентгеновский снимок понять может только специалист. Думаю, для сложных случаев все это так и останется.

По материалам газеты «Куранты»:

За передачу информации в человеческом, да и в любом другом живом организме отвечают молекулы ДНК, которые представляют из себя очень длинную цепочку из множества звеньев — так называемых нуклеотидных остатков четырех разных типов: аденина, тимина, гуанина и цитозина. Чередуясь между собой, они как бы создают определенный код, понятный для живых клеток. В нем зашифрованы инструкции, что и в какой последовательности делать клетке, чтобы не нарушался процесс жизнедеятельности организма. Однако, кроме осмысленных и понятных текстов — генов, в цепочке ДНК присутствуют целые участки, не несущие для клетки никакой полезной информации. Зачем нужны клетке эти «бессмысленные» участки ДНК, ученые пока не выяснили, хотя априори ясно, что ничего лишнего в природе нет. Но именно на этих «бессмысленных» участках ДНК находятся молекулярно-генетические зонды, по которым можно практически со стопроцентной точностью (одна «ошибка» на 300 миллиардов случаев) которые позволяют безошибочно идентифицировать личность. Зонды устроены замечательно просто — это одна и та же последовательность нуклеотидных остатков, которые «голова к хвосту» много раз повторены. Число таких повторов для каждого человека строго индивидуально.

Из интерью газете «Поиск»:

— Уже известно, что геномы человека и одного из его ближайших «родственников» — шимпанзе, совпадают на 99 процентов. Где проходит «граница», мы сегодня не знаем, поэтому получаем сведения об индивидуальных особенностях личности, анализируя группы полиморфных локусов — характерных участков ДНК, рассредоточенных по всему геному. Чтобы было понятно, это сравнимо с тем, если бы в одной из нескольких книг с неизвестной вам письменностью надо было отыскать страницу, которую вы однажды запомнили. Вы бы вначале отсортировали тома, и по размеру, объему, цвету переплета нашли нужную книгу. Потом, сверяясь с памятью, стали бы анализировать страницы: количество абзацев, их высота, число слов в последней строке и так далее... Пользуясь нынешней методикой и специальной аппаратурой, мы безошибочно выходим на нужные «страницы», причем даже в тех случаях, когда их надо отыскать в практически неразличимых экземплярах одного «тиража». Расшифровка полной нуклеотидной последовательности всей ДНК человека может совершенно изменить характер исследований в области идентификации. Объектом изучения экспертов, видимо, станет в основном «человеческая» часть генома, и они будут точно знать, где в ней следует искать ответ на нужный вопрос. То есть, если продолжить наше сравнение, произойдет вот что: вы освоите неизвестную письменность, узнаете, как обозначаются в ней цифры, и, чтобы найти искомое, вам достаточно будет запомнить название книги и номер страницы. Это, как вы понимаете, уже иной порог знаний и возможностей.

Из интервью «Известиям»:

После публикации в «Известиях» заявления японского исследователя Тацуо Нагаи (23.07.2001) о том, что в Петербурге захоронен не Николай II, наш корреспондент Элла МАКСИМОВА обратилась за комментарием к доктору биологических наук Павлу ИВАНОВУ, одному из авторов научного метода, с помощью которого он в начале 90-х годов идентифицировал останки царской семьи: наследственный материал для генетических характеристик был выделен из костей.

— Прежде, чем говорить о степени доказательности японской «сенсации», хотел бы обратить внимание Генеральной прокуратуры РФ на некоторые факты из интервью. Как попали в Японию «фрагменты нижней челюсти, волос и ногтей» великого князя Георгия, родного брата царя? Где «российский коллега» исследователя, судмедэксперт из Петербурга Вячеслав Попов раздобыл для него и «подарил»(!?) «клочок одежды» императора?

— Кто, что, по-вашему, за этим стоит?

— Останки Георгия Романова были эксгумированы специально для идентификации по решению Генпрокуратуры и с согласия Русской Православной Церкви при условии, что все взятое для экспертизы должно быть возвращено и захоронено. Не знаю, через чьи руки «фрагмент» попал в Японию, но выяснить можно. В конце концов, известны имена всех, кто присутствовал при эксгумации.

— Почему вообще возникла нужда в ней?

— Конечно, предположение, что костные комплекты, найденные ровно десять лет назад на Старой Коптяковской дороге под Екатеринбургом, принадлежат царской семье и слугам, появилось сразу, захоронение же долгие годы искали. Однако это надо было подтвердить строго в рамках уголовного дела, возбужденного прокуратурой. Компьютерное совмещение, антропологическая, лазерная и другие экспертизы склонялись к твердому «да». Увы, ни одному традиционному методу не хватало убедительной силы, чтобы превратить отсутствие несовпадений в доказательство. Только — «не исключено», «возможно».

— А что же классическая биологическая экспертиза?

— И ее возможности невелики. Обычный ответ — «не исключается», что никого устроить не могло. Тем более что в распоряжении экспертов были лишь кости, пролежавшие в земле более семидесяти лет. Создалась тупиковая ситуация. Тогда и возник международный проект, совместный с Англией. С тамошними генетиками, пожалуй, из лучшего в мире Олдермастонского центра криминальных исследований у нас давно сложились тесные научные связи. Через год, в июле 93-го, появился и был объявлен результат: это — царская семья. Но вероятность составляла 98,5 процента. Мало! Не буду объяснять, откуда возникли полтора процента сомнений, но по одной позиции скелет царя отличался от данных, полученных из анализа крови царской родственницы.

— Где, у кого вы брали материал для сравнения?

— Сперва возникла кандидатура Тихона Куликовского-Романова, жившего в Канаде племянника царя. Но он отказался по религиозным и политическим соображениям. Согласно завещанию, его кровь не должна была попасть ни в большевистскую Россию, ни даже в Англию, а японцу, как видите, адвокатская контора образец выдала. Но мы нашли двух других нужных людей. Со стороны царя — ту самую греческую графиню Ксению Шереметьеву-Сфирис, ведущую свой род от его матери датской принцессы Дагмар. Со стороны царицы — ее внучатого племянника, мужа нынешней английской королевы, принца-консорта Филиппа. Оба с готовностью согласились дать кровь из вены.

Еще когда в Англии мы оказались перед загадкой необычной мутации, я предложил эксгумировать Георгия Романова. Между царем и Шереметьевой как-никак расстояние в три поколения, а тут — родной брат. Но поднялась против церковь. И еще как всегда: где взять деньги на долбежку итальянского мрамора многометровой глубины, тем более что Петропавловский собор только отремонтировали. Два года правительство решало, что делать. Надавил Анатолий Собчак, помог с финансами Мстислав Ростропович. С костным материалом великого князя я и полетел в Штаты, где, вооруженное нашими английскими успехами, министерство обороны уже успело создать армейскую лабораторию для опознания погибших солдат. У американцев ведь не бывает пропавших без вести, всех находят.

В Америке все окончательно подтвердилось со степенью вероятности 99,999999 процента. Прошу прощения за высокопарность, но этой цифрой измерялась наша ответственность перед историей.

Итак, было неопровержимо доказано: останки № 4 принадлежат родственнику Шереметьевой и Георгия Романова, останки № 7 — родственнице принца Филиппа. Мужчина и женщина — родительская пара. Он — отец ее детей. Давайте отбросим свидетельства истории, данные всех экспертиз и зададимся ненаучным житейским вопросом: кто это мог быть, кроме царской семьи? Можно ли обнаружить в екатеринбургской земле другие кости, которые в таком же семейном составе совпадали бы с кровью принца и костями великого князя?

— Тогда в чем состоят контраргументы японского доцента? Напомню, что в его распоряжении был образец крови Куликовского-Романова, часть челюсти Георгия Романова и главное, что, по его словам, «позволило поставить финальную точку в изысканиях», — кусочек, как он считает, царской одежды. И ничего из Екатеринбурга!

— То-то и оно. Господин Нагаи исходит из того, что человек, носивший эту одежду, — родственник тем двум Романовым. То есть царь. Сравнив его генетический код, якобы добытый им из клочка ткани, с генетическими данными, полученными нами, он нашел пять «существенных различий». Чего с чем? Кого с кем?

Выбор объекта дли идентификации — самое ответственное и трудное дело. В том интервью ваш комментатор не зря вспоминает об окровавленном платке, которым Николай, в ту пору еще наследник престола, зажимал сабельную рану, нанесенную ему каким-то безумцем во время путешествия по Японии. Платок — японская национальная реликвия. Нам дали его микроскопическую частицу — несколько нитей.

Очень скоро стало ясно, что выявить индивидуальные генетические признаки на ткани столетней давности нельзя. Ее касались руки сотен людей, рядом с ней чихали, сморкались, кашляли. Генетические отметины царя могли быть извлечены из нее только вместе с множеством чужих. Хотя, заметьте, на платке имелся документированный образец крови царя — покушение-то было! В отличие от клочка с недокументированной заношенностью, потом... Да чей он? Мало ли кто поплакал когда-то царю в жилетку, кто касался ткани за сто лет! Может, на ней просто-напросто остался отпечаток пальца музейного работника... Это все несерьезно. Это — дискредитация науки.

— Но как же ученый сотрудник института микробиологии решается на столь опрометчивое утверждение: русские похоронили в царской усыпальнице не тех?

— А я не вижу ни малейших оснований для спора по существу. Вижу отсутствие элементарной логики то ли у самого господина Нагаи, то ли у корреспондента «Известий», не понявшего своего собеседника. Вникните, пожалуйста. Господин Нагаи утверждает, что сравнивал с останками великого князя имевшийся у него наследственный материал и убедился, что этот материал действительно принадлежит Николаю II. А при этом он обнаруживает несоответствие его генетических данных «нашему» царскому генотипу. Как это возможно? Бред, глупость!

Генотип царя и был в свое время установлен при сравнении с генотипом того же Георгия Романова. Они одинаковы. И если данные господина Нагаи действительно расходятся с нашими, то это свидетельствует лишь об одном: мундир, хранящийся, видимо, в Санкт-Петербургском историческом музее, — не царский. Только и всего. Тоже вывод, если хотите. Правда, не столь значительный, чтобы поднимать вселенский шум. Что он последует, не сомневаюсь. Вот уже РПЦ без промедления отозвалась в Интернете: «Открытие японских ученых подтверждает сомнения Святейшего Патриарха...». Захоронение Романовых — до сих пор горячая тема. Думаю, не случайно «открытие» обнародовано в годовщину екатеринбургского расстрела.

Библиография

Иванов П. Л. Геномная дактилоскопия: гипервариабельные локусы и генетическое маркирование//Молекулярная биология. 1989. Т. 23.

Иванов П. Л., Гуртовая С. В., Плаксин В. О. и др. Геномная «дактилоскопия» с использованием в качестве зонда ДНК бактериофага М13 (экспертиза вещественных доказательств и идентификация личности)//Судебно-медицинская экспертиза. 1989. № 4.

Иванов П. Л., Вербовая Л. В., Гуртовая С. В. Применение геномной дактилоскопии для дианостики монозиготности близнецов//Судебно-медицинская экспертиза. 1991. № 1.

Иванов П. Л., Вербовая Л. В., Гуртовая С. В. и др. Рестриктазный анализ ДНК человека как метод определения генетического пола в судебно-медицинской экспертизе//Судебно-медицинская экспертиза. 1991. № 3.

Гыске Л. И., Иванов П. Л. Молекулярно-генетический подход в судебно-медицинской экспертизе биологического родства на ранних стадиях эмбрионального развития//Судебно-медицинская экспертиза. 1995. № 3.

Иванов П. Л. Экспертная идентификация останков императорской семьи посредством молекулярно-генетической верификации родословных связей//Судебно-медицинская экспертиза. 1998. № 4.

Иванов П. Л., Фролова С. А., Орехов В. А. и др. Типирование митохондриальной ДНК — новый уровень решения идентификационных задач при судебно-медицинской экспертизе неопознанных останков жертв террористических актов в Москве и вооруженного конфликта в Чеченской Республике//Судебно-медицинская экспертиза. 2001. № 3.

Ivanov P. L., Verbovaya L.V., Мaljutov M. V. Determination of incest in forensic casework using multi-locus DNA profiling//Advances in Forensic Haemogenetics. Heidelberg. 1992. V. 4.

Gill P., Ivanov P. L., Kimpton C. Identification of the remains of the Romanov family by the DNA analysis//Nature Genet. 1994. V. 6.

Ivanov P. L., Wadhams M. J., Parsons T. J. et al. Mitochondrial DNA sequence heteroplasmy in the Grand Duke of Russia Georgij Romanov: a «Royal» mutation in the Hessian family lineage establishes the authenticity of the remains of Tsar Nicholas II//Nature Genetics. 1996. N12. V.6.

Тема № 152

Эфир 09.10.2002

Хронометраж 50:00

www.ntv.ru

Сайт управляется системой uCoz