Сквернословие

gordon0030@yandex.ru

Архив выпусков | Участники

↓№ 132↑

04.09.2002 Хронометраж

50:30

Для чего в языке существует бранная лексика? Всегда ли употребление нецензурных выражений свидетельствует о грубости и некультурности говорящего? Где грань между нецензурным выражением и просторечием? Действительно ли все матерные слова в русском языке татарского происхождения? Об этом доктор филологических наук Анатолий Баранов и кандидат филологических наук Владимир Беликов.

Участники:

Анатолий Баранов — доктор филологических наук

Владимир Беликов — кандидат филологических наук

Материалы к программе:

Вводные замечания

В каждом языке существует определенный набор слов, которые могут в той или иной степени считаться «табуированными», однако вопрос о выборе самих слов и о системе запретов в данном случае очень сложен и решение его не однозначно. Неприличным, непристойным, вульгарным, грубым и так далее могут быть (или казаться) или ситуации, или привлечение внимания к этим ситуациям, и, наконец, сами слова которыми описываются хотя бы и приличные ситуации. Каждому взрослому человеку ясно что в самом по себе половом акте или в испражнении нет ничего неприличного. Но с трибуны профсоюзного собрания о подобных предметах говорить не принято. А вот с эстрады иногда допустимо, если с юмором и в меру (конечно, выражения нужно выбирать). Итак, степень неприличия (или, употребляя научный термин, табуированность) зависит от конкретной ситуации, а в пределах ситуации еще и от способа выражения соответствующего смысла. Скажем, на приеме у проктолога никак не избежать разговора об анальном отверстии; можно назвать его задницей, а жопой, пожалуй, не очень уместно, но все же лучше, чем сракой. Может возникнуть и совсем странная ситуация, при которой абсолютно «пристойное» выражение не попадает в словари и употребление его предстает как вульгарное, если оно созвучно выражению, которое традиционно считается «матерным» (например — ё-к-лэ-мэ-нэ). Итак, все же главным вопросом, однозначного ответа на который, наверное, и не может быть, поскольку в каждом конкретном случае выбор делается говорящим с учетом ситуации и личных установок, остается вопрос: какие слова считаются «матерными». Просто ли «непристойные»? И что означает вообще понятие «непристойное», поскольку «непристойным» может быть и объект описания, и форма.

Следует различать две, совершенно разные и практически не пересекающиеся области употребления сквернословия: 1. живая речь (обычно — определенных социо-половых групп), в которой также сквернословие может употребляться и как а) ругательство, и как б) называние соответствующего денотата, и как в) своего рода «приправа» речи. 2. раздел устной и письменной «неподцензурной» словесности, в которой в первую очередь затрагивается эротическая тематика и при этом, что называется, «все говорится открыто» (причем — не просто «открыто», но нарочито грубо). В том, что касается обоих аспектов употребления сквернословия, то надо отметить, что за последние 15 лет в нашей стране совершенно очевидно сильно снизился порог табуированности. Так, с одной стороны, непристойные выражения можно услышать в выступлениях официальных лиц (все же — в особых ситуациях, ср. известное «мудаки», употребленное Горбачевым по отношению к членам ГКЧП). С другой стороны, издаются тексты, которые ранее распространялись только «в списках» (например — приписываемая А. С. Пушкину поэма «Тень Баркова»). Это — результат отсутствия цензуры, это — результат демократии. И поэтому — это очень хорошо, но не пора ли тем, кто создает нашу современную словесность, создать для самих В данной связи проблему составляет и определение точного значения слова, считающегося «непристойным». Сейчас вышло уже много соответствующих словарей, но все они, наверное, до той или иной степени не совершенны. Но может ли вообще быть совершенным такой словарь, т. е. может ли максимально полно быть описанным семантическое поле лексических единиц, которые по самому определению являются «ненормативными»? Есть ли другие понятия, которые также порождают ряд ненормативных синонимов? Например, «деньги», «женщина», а что еще?

1. Исторические корни обсценной лексики. Довольно темная проблема. Довольно часто приходится слышать, что это татаро-монгольское наследие, что обсценные корни заимствованы из татарского или монгольского языков. Насколько известно, я знаю, ничего стопроцентно ясного по этому поводу этимологические словари не дают. В любом случае татаро-монгольская гипотеза не подтверждается. Многие корни, которые принято считать татарскими заимствованиями, являются исконными славянскими лексемами и поэтому их можно найти и в других родственных языках, где там у них обсценное значение не развилось (ср. укр. «ховать», лат. fovere — «сохранять» и соответствующее известное русское слово из трех букв). Представляется более существенным не столько установление самого факта заимствования — было ли оно и из какого языка — а социологические и культурные причины, которые привели к возникновению обсценной лексики. В этом отношении представляется очень важным мнение Б. А. Успенского о том, что бранная лексика была составной частью языческих культов [Успенский 1994]. Последнее объясняет социальную и культурную табуированности обсценных слов.

2. Соотношение внутренней формы обсценной лексики и актуального значения соответствующих лексем. Интересно, что подавляющее количество значений нецензурных слов никак не связано со сферой пола или секса. В этом смысле замечание Достоевского о «целомудренности» (кажется, так) русского народа вполне понятно. Однако, если по отношению к многим другим выражениям естественного языка говорящий и адресат игнорируют внутреннюю форму, то в этом случае реакция совершенно однозначна. Именно поэтому, например, после выхода В. Буя некоторые официальные лица предлагали отнести этот словарь к сфере эротической и порнографической литературы. Как мне кажется, это чисто внешнее обоснование запрета, табуированности — сродни народной этимологии. По принципу — «тело — слово сомнительное, потому как с грудями». По сути же табуированность носит совершенно иной характер и связана вовсе не с соответствующими «сомнительными» частями тела или сексуальными действиями.

3. Обсценная лексика в русском языке и других европейских языках. Известно, что матерная лексика других европейских языков — английского, немецкого, французского, итальянского, испанского — менее табуирована, чем русский мат. Меньшая табуированность обсценной лексики европейских языков отражается и в словарной традиции. Соответствующие лексемы уже давно включены в академические словари и вполне удовлетворительно описаны. При этом по внутренней форме они не обязательно связаны со сферой секса. Так, наиболее часто употребляющаяся нем. обсценная лексика по внутренней форме относится, скорее, к «испражнениям» — ср. превалирующее в речи Scheisse («говно, дерьмо»). Однако многие английские и испанские ругательства почти полностью повторяют внутреннюю форму соответствующих русских ругательств, при этом они часто переводятся черт, черт возьми и пр. Именно так переводятся на русский язык многочисленные испаноязычные ругательства в романах Борхеса. По сути это правильно, поскольку степень запрета соответствующих ругательств в испаноязычной культуре весьма низка. Интересно, что неносители русского языка в процессе его усвоения в естественной коммуникативной ситуации быстро осознают большую степень запрета русской брани и ее экспрессивные возможности. Возможно, впрочем, что это связано просто с большой частотой использования мата в некоторых социальных группах.

4. Использование обсценной лексики как специфический стилистический регистр речи. Ситуации ослабления табуированности. Традиционно считается, что обсценные выражения — характерный признак сниженного стиля речи. И действительно, в некоторых областях деятельности российского человека литературный язык фактически запрещен к использованию. Армейский быт, сфера строительства — и шире тяжелого физического труда вообще — не обходятся без мата. Видимо, дело здесь не только (а может быть и не столько) в образовании, интеллигентности и прочих химерах. Трудно себе представить высокоученого мужа, который попав молотком по пальцу, промолвит: Боже, как больно! По этой причине трудно себе представить и какое-либо строение на Руси, построенное без бранной лексики. Ну, быть может церкви — и то в порядке мифологии. Иными словами, функция мата не только в оскорблении, он функционирует и как эмоциональная отдушина, охраняющая душевный покой российского человека — Да ебись оно все конем!

Табуированность обсценной лексики в особых ситуациях может снижаться. По лингвистическим параметрам выделяются две ситуации такого рода: языковая игра и контекст шутки, юмора. Разумеется, они тесно связаны друг с другом, хотя и не идентичны. Некоторые анекдоты принципиально предполагают использование мата, причем не обязательно, чтобы анекдот основывался именно на игре с бранным словом. (Ср. анекдот, когда слепому дают пощупать мацу: Хуйню какую-то здесь понаписали... Без хуйни анекдот смотрится значительно менее эффектно.) До самого последнего времени действовал еще один фактор — устной и письменной речи. Степень табуированности мата в устной речи была существенно ниже, чем в письменной тексте. Так, в послесловии к «Девичьей игрушке» Битов, везде говоря о мате, нигде не использует ни одного бранного слова.

Второй аспект снижения табуированности — социологический. Здесь параметров очень много, далеко не все из них изучены. Ср. факторы, пола, возраста, официальности-неофициальности ситуации общения, которые ослабляют и усиливают табуированность мата.

5. К вопросу об интеллигентском мате. Совершенно ясно, что есть по крайней мере два способа использования мата. В первом случае речь идет о людях, которые используют мат как фон. Для них обсценная лексика не представляет чего-то исключительного со стилистической точки зрения: так говорят они, так говорит окружение, так опознается «свой», относящийся к «своему социуму». Иногда в досужих разговорах о мате по отношению к этой ипостаси бытования бранной лексики говорят, что мат там десемантизируется, не несет смысловой нагрузки и пр. Ср. известные высказывания об артиклевой природе междометия бля и пр. С семантической точки зрения это совершенно не так, но, теряя свойства фигуры, мат становится стилистически нейтральным средством выражения смысла (разумеется, за пределами норм литературного языка).

В речи людей, которые мат в нормальном случае не используют, он сохраняет черты фигуры. Именно в этом случае можно говорить о мате как о специфическом стилистическом средстве. Очень часто такое употребление обсценных слов характерно для образованных слоев общества. Именно такой мат представлен и в художественной литературе, ср. тексты Юза Алешковского, В. Пелевина, Э. Лимонова и др. Многих носителей «интеллигентного» мата оскорбляет его фоновое использование в речи подростков, рабочих и пр. «неинтеллигентов». Что, впрочем, не имеет под собой никаких оснований. Интересно, что «фоновый» мат отразить в литературном произведении оказывается существенно сложнее, чем «интеллигентский». Даже у В. Сорокина — почти гениального стилиста — примеры «фонового» употребления мата не вполне удачны. Более адекватные образцы «фонового» мата можно встретить в стихах Лаэрского.

6. Русский мат за рубежом. «Русскоязычный архипелаг» за рубежом довольно велик. Его острова образовались в разное время и, соответственно, существуют разное время. На многих из них сменилось несколько поколений. Относительно недавние русскоязычные эмигранты хорошо ощущают специфику русской обсценной лексики и вполне адекватно (дифференцированно) ее используют. Иная ситуация с носителями русского языка во втором-третьем поколениях. Многие из них не имеют активных контактов с Россией. По некоторым данным эти носители в своей дискурсивной практике использую обсценную лексику как обычные стилистически немаркированные слова русского языка. Я же чаще встречался в Германии с примерами употребления мата в фоновом режиме в речи немецких переселенцев из Казахстана и Средней Азии. Они хорошо понимают, что обсценные слова в присутствии взрослых носителей русского языка употреблять нельзя, однако по отношению к ничего не понимающим немцам используют русскую брань довольно часто.

7. Мат в советскую эпоху: маркеры истинности и веры советского социума. В советскую эпоху мат употреблялся никак не реже, чем в нынешнюю эпоху недоделанного капитализма. При этом он часто выполнял совершенно несвойственные ему функции. Мне довелось слышать в бытность работы грузчиком на обувной фабрике, как милая женщина-бригадир, как правило, не употреблявшая бранных слов, при необходимости показать настоятельность требования, важность просьбы, искренность своего намерения использовала абсолютно адекватные средства речевого воздействия — виртуозную брань. Хорошо сочеталась обсценная лексика и с партийным «ты»: «Ты, Николай Петрович, блядь, партбилет положишь на стол, если не обеспечишь явки сотрудников». В условиях дискурсивной узурпации новоязом стилистически высокой лексики ее место занимают обсценные выражения.

8. Мат и общество в современную эпоху: перспективы мирного сожительства. С началом перестройки тексты с обсценными словами выходят значительными тиражами. Хотя культурный и отчасти законодательный запрет на использование мата в средствах массовой информации продолжает действовать, в книжной продукции, в кинофильмах обсценные выражения появляются довольно часто. Один из последних примеров — кинофильм «Москва», снятый по сценарию Сорокина и Зельдовича. Два журналиста из газеты «Мегаполис-Экспресс» подали иск в суд на кинокомпанию и прокатные организации. Пикантность ситуации усиливало то, что сама газета не гнушается соответствующей лексикой. Процесс был проигран, на что газета откликнулась статьей «Охуительное решение Басманного суда!».

За это анекдотической ситуацией лежит весьма серьезная проблема, которая имеет как минимум два аспекта. Первый моральный и социальный. Весьма значительная часть населения России не употребляет и не хочет слышать обсценную лексику. Интересы и желания этой части населения абсолютно законны, хотя часто неправильно мотивированы — типа порчи русского языка, жидомасонского заговора и т. п. Совершенно очевидно, что читатель, берущий книгу с нецензурной лексикой, должен быть заранее предупрежден об этом; зритель, идущий на кинофильм, также должен иметь предварительную информацию об обсценной лексике. По той же причине должно быть запрещено использование брани в общенациональных СМИ.

Второй резон охранительной стратегии — и второй аспект широкого использовании обсценной лексики прессе — связан с тем, что чем активнее используется обсценная лексика, тем больше она теряет свои специфические свойства как средства воздействия. Частичное или полное снятие табуированности обсценной лексики приведет к ее исчезновению как таковой. Иными словами, мы получим ситуацию, сходную с ситуацией в европейских языках. Впрочем, при достаточной изощренности это можно рассматривать и как цель в культурном сближении с Европой.

Библиография

Ахметова Т. В. Русский мат: Толковый словарь. М., 1997.

Анти-мир русской культуры. Язык. Фольклор. Литература. М., 1996.

Балдаев Д. С. Славарь блатного воровского жаргона. М., 1997.

Битов А. Барак и барокко (Барков и мы)/Барков И. Девичья игрушка. СПб., 1992.

Буй В. Русская заветная идиоматика/Под ред. А. Н. Баранова и Д. О. Добровольского М., 1995.

Жельвис В. И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема. М., 1997.

Левин Ю. Об обсценных выражениях русского языка/Антимир русской культуры.

Язык. Фольклор. Литература. М., 1996.

Мокиенко В. М. Словарь русской бранной лексики. Берлин, 1995.

Плуцер-Сарно А. Большой словарь мата. СПб., 2001. Т. 1.

Руднев В. П. «И это все о нем...» (Khuj: феноменология, антропология, метафизика, прагмасемантика)/Плуцер-Сарно А. Большой словарь мата. СПб., 2001. Т. 1.

Русский эротический фольклор. М., 1995.

Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии/Успенский Б. А. Избранные труды. Язык и культура. М., 1994. Т. 2.

Фуко М. О трансгрессии/Танатография эроса. М., 1996.

Тема № 132

Эфир 04.09.2002

Хронометраж 50:30

www.ntv.ru

Сайт управляется системой uCoz