 |
 |
 |
gordon0030@yandex.ru
Антропология стратегического
17.09.2001 
55:00
Антрополог Олег Генисаретский и психолог Леонид Кроль о некоторых аспектах антропологии «стратегического», о различных состояниях сознания и о проблемах идентичности.
Позиции:
Генисаретский — стратегия не как
что в конкретном человеке востребует стратегия, что конкретному человеку нужно для осуществления стратегии;
самообраз человека при осуществлении стратегии;
селекция людей «через» стратегию;
антропологическое воображение (воображаемое): откуда возникает знание «образа» человека.
Кроль — на вопрос о чем ему интересно говорить, ответил, что главное для него — «психологические портреты».
Материалы к программе:
Рецензия Генисаретского на книгу Дж. Бьюдженталя
«Присущие терапевтическому процессу качества концептуальности, процедурности и сознаваемости (рефлексивности), а также то, что он протекает как серия событий „здесь“ и „сейчас“, в значительной мере инсценированных и подвергающихся анализу, сближают психотерапевтическую словесность с самыми радикальными формами художественного и социокультурного авангарда. При желании, можно было бы даже сказать, что современная психотерапия состоит к традиционной и классической психологии в том же точно отношении, в каком авангард состоит к народному и классическому искусству. Может быть, это и не комплимент психотерапии, но уж точно констатация ее
«Cовременное искусство и психотерапию объединяет также и общий вектор их движения от „сильных“, требовательных форм авангарда, характерных для культуры
«Психотерапия опознается при этом скорее как дитя антропологической революции, лежащей в основе современной культуры, как одна из самых показательных ее гуманитарных практик, чем как наследница феноменологии, экзистенционализма, структурализма или иных направлений философской мысли, с которыми она действительно разделяет некоторые общие концептуальные схемы»
«У психотерапии свой путь в околесице гуманитарных проблем современности, свой голос и своя интеллектуальная стать. И, в частности, своя система экзистенциальных и культурных ценностей, иногда — не слишком обязательно — называемых „внутренними“, „личностными“, „субъектными“, „архетипическими“ или просто „психическими“, но определенно составляющими автономное и легко опознаваемое ценностное ядро. Вокруг него постепенно кристаллизуется та своеобразная экзистенциальная прагматика психотерапии, то присущее ей многообразие мотивов и целей обращения к психотерапевтическому праксису — к самореализации, личностному росту,
«Нет ничего удивительного в том, что — по молодости своего профессионализма (в его современном виде) — психотерапия выражает самосознавание своего пути и этой своей стати чаще всего проектно и символически, обращаясь к той или иной базовой метафоре (как то делает и наш автор, не обинуясь говорящий о „шестом чувстве“). Впрочем, как раз в случае психотерапии опора на метафору не может служить упреком в методологической некорректности, ибо метафора проработана здесь как вполне правомочный элемент профессиональной коммуникации всех участников психотерапевтического процесса (от „человека с улицы“ — до
Генисаретский
Психопрактики культуры
(Выступление на круглом столе «Психология и новые идеалы научности»//Вопросы философии. 1993. № 5. С. 3–43)
«Изменение функций психологического знания и его базовых парадигм хорошо просматривается на примере такой малоисследованной области психологической практики, как психопрактика культуры».
«Крайне важен опытный, психотехнический, а по сути проектный залог гуманитарной психологии и психотерапии. Речь идет именно об „опытах“, „тренингах“, „экспериментах“, о том, что осваивается невербально, неконцептуально, а
Можно сказать, что современная психотерапевтика стоит к традиционной и научной психологии в том же отношении, что художественный авангард — к традиционному и классическому искусству, т. е. артифицирует и приватизирует психические деятельности».
«Вслед за диалогическими концепциями межличностных и культурных коммуникаций, за
«Если изобретатели психоанализа (и первое поколение их учеников) конструировали типовые структуры личности, в которых процесс диссоциации охватывался обязательными „инстанциями“, то современные нам психологи и психотерапевты имеют дело с произвольными и порождаемыми композициями частей личности, открыв тем самым пространство для проективной творческой работы личностного роста».
«В виду авторизованности порождаемых пространств и временностей задачу их картирования, т. е. разметки предлагаемых персонажем „мест обитания“ и „путей поведения“ первоначально берет на себя автор.
Далее, в ходе коммуникативной конверсии „фигура/фон“
Над автопоэзисом надстраивается слой взаимного, многократно отраженного картирования, по ходу которого осуществляется интенсивный обмен частями личностей, взаимопознание координат идентифицирующих символов „я“. В результате реализуется парадоксальная персональность, в которой ни одно „я“ не есть „мое я“ или „твое я“, а само взаимокартируемое пространство/время культуры становится — виртуально — „самостью“ этого процесса, одновременно искомой и избегаемой».
«Здесь» и «теперь».
«Все сказанное реализуемо лишь в том случаев если сознание/воля участников автопоэзиса удерживается в актуальном настоящем, в „здесь“ и „теперь“ посредством непрерывного
Для такой психопрактики поведения в культуре вновь исчезает психическое бессознательное (а по мнению К. Г. Юнга до недавнего времени „коллективное бессознательное никогда не было психологическим“). То, что означалось этим термином в психоанализе всех мастей теперь означаемо в „точках“ и „путях“ когнитивно
«В различных техниках изменения личностных историй, основанных на репрезентации прошлых и будущих состояний, перенесение „ресурсов“ из позитивных ситуаций в негативные и интегрировании в эти последние, допускаются „исправления“ личностных историй (вплоть до получения нового детства вместе старого, преодоление травмы рождения или выбора желаемой фазы жизни в будущем)».
Кроль
Статья опубликована в обозрении «Фигуры и лица» «Независимой газеты» № 5 (47) 16 марта 2000 года.
Леонид Кроль «ПУТИН В МИРАЖАХ»
Взглянув на нашу политическую сцену, нельзя не заметить, что на ней долгое время происходили расцвет и борьба различных драматургий. На сцене блистали братки Карамазовы — во всем величии, с подозрительностью, подавленностью, волей и дикой энергией, сменяющейся плитой депрессии и очередного тупика. А за сценой раздавался истерический хохот, вылетали вон герои, стоически заламывающие руки и — по исправленной партитуре — готовые вернуться обратно.
Со стилистикой Достоевского упорно боролась шекспировская пьеса «Ромео и Джульетта», где роли влюбленных были разобраны господами Гусинским и Березовским, а дополнительные герои были представлены многочисленными членами их кланов.
Евгений Максимович всерьез замахивался на чеховскую драматургию — пружина действия разворачивалась медленно, с запозданием, но включая широкие народные массы, готовые разобрать роли вздыхающих и алчущих лучшей жизни.
Юрию Михайловичу в пьесе Шекспира, как человеку осторожному, хотя и сильных страстей — не находилось места. Уборка и мощение улиц, ночные звуки тяжелых шагов стражи за сценой, двигание батальных декораций — не Шекспир. Зато для драматургии Островского Юрий Михайлович просто рожден: тут от Замоскворечья до всей России — рукой подать. И то сказать, борьба Юрия Михайловича, скромного и работящего градоначальника в кепке, с просыпающейся в нем страстью к власти — вот драма! Кабаниха и Катерина в одном лице, на разные лады ненавидящие и вынужденные любить дохлого, но пронырливого олигарха Тихона.
Не менее очевидны были и конкурирующие постановки. Разные версии Гамлета — временно опальных претендентов, за сценой упражняющихся на финансовых или энергетических шпагах.
И вот на эту самую сцену, где главные герои играли каждый свою пьесу, стремительно вышел новый персонаж, несущий в себе совершенно иную стилистику.
Он как будто шагнул из сказок Андерсена или даже Гофмана. Он мерцает — и превращается то в Крошку Цахеса, а то — в Щелкунчика, борца с мышами, заколдованного принца. Но в то же время есть
«Мираж» — самое говорящее о нем слово. В нем все словно намечено пунктиром: кажется, что внятно, но через миг исчезает. Только что был здесь — и уже нет. Перемещается, как будто вовсе не делая движений. Стремительная походка танцора и мастера боевых искусств — подтянутая и «развинченная» одновременно. Легкий поклон, полуулыбка, движение руки навстречу — и в тот же миг, как прекрасно отлаженная пружина, чуть откинувшись назад, почти вытягивается по стойке «смирно», становится серьезным.
Вслед за танцором появляется в образе жонглера, выхватывающего нужную карту. А еще через миг — перед нами колпак с бубенчиками, которые звенят, отвлекая внимание, и колпак лихо сдвигается вперед.
Реален, как галлюцинация, и призрачен, как хорошо знакомая реальность. То ли мелькнувшая фея — то ли моль из шкафа бабушки.
Легко, как из матрешки, извлекает из себя
Есть в нем
При умении не выделяться — очень сам по себе. Этакий Колобок — и от тех ушел, и от этих укатился... И от бабушки ушел, и от дедушки... А в
Легок. Словно сошел с экрана. Кажется, еще вчера мы видели его в сериале «Никита». По киношному красиво достигает невозможного. Считывает глазами моментально. Находит точку смысла, пружину действия мизансцены, которая сейчас перед ним. Готов улыбаться, подписывать, жать руку, стрелять, извиняться. Если нужно — то одновременно.
Четко соглашается выполнить невозможное, ненадолго исчезает, заставляя ждать себя, — и появляется, выполнив. Ничуть не гордится — и вновь, как ни в чем не бывало, уходит на новое задание. Быстрые решения — очевидные достоинства Героя — выглядят приятным контрастом после лет мумифицированного существования политиков на трибуне. Подвижность во всех суставах, мыслях и словах — после дедушек у власти.
Ключевая роль — Старшего Брата: и старшим пособить, поберечь, поблагодарить, уважить — и младших понять, поднять, подбодрить, да и плечо подставить. Улыбка всегда в цене — от Кеннеди до Гагарина. Зрители приучены к лучшему из мостиков от природы к культуре, по которому безопасно переходить, доверяя впечатлению и переводя его как непосредственное, искреннее, свое, настоящее. А он улыбаться просто так, не на показ, умеет.
И примыкающее сюда — моложавость. Гениальный ход Ельцина, перешедшего от детей к внукам, начав с Кириенко, вполне подходит к послушному и вышколенному, всегда у руки, самостоятельному и сдержанному Герою. Как хорошо известно, коллизий у внуков с дедами бывает меньше, чем с отцами.
Герой — из «внуков», поэтому уцелел. Умеет быть неуловимо почтительным, нейтральным, доброжелательным,
Новый гофмановский герой появляется часто, решения принимает легко, не давит, не навязывает. Обещая, — остается серьезным в меру. Двигается, двигается, хотя и не мелькает. Часть рабочего механизма, где в станине, кажется, очень многим найдется место.
Нам нужны, нам очень нужны Герои. И, может быть, традиционный для России
Удастся ли? Спросим у В. В., и ведь ответит — обстоятельно и с улыбкой. Брат и внук, помощник и начальник. При кажущейся блеклости облика, за фасадом скромного служащего и незаметного референта — герой с оригинальным образом, без мишуры, позы, сложившихся схем, с гофмановским трагизмом и фантасмагориями.
«Зал затих — он вышел на подмостки».
Тезаурус
Автопоэзис — деятельностный и личностный (творческий и профессиональный) рост в определенном процессе.
Антропологическое воображение — наша способность схватывать человеческую сущность, ее образы, представлять что такое человек.
Процепция (прохватывание) — внутреннее схватывание, восприятие из себя, внутреннее самооткровение.
Идентичность антропологическая — тот момент, когда «нечто» (скажем, эмбрион, но не только) становится в полном смысле слова человеком.
Интенция — направленность на определенный предмет, «устремленность» к нему.
Коммуниумы — синоним сообщества, «коммьюнити».
Корпоральность, корпорации — одна из фигур социологической науки, «юридическое тело», большая группа людей, объединенная общей функцией.
Проект — текст (в широком, семиотическом смысле слова), который описывает будущее состояние
Пространственность, пространство и время, хронотоп — понятие, введенной философом Михаилом Бахтиным, нерасторжимое единство пространства и времени.
Рефлексия — «способность, выглянув из форточки, увидеть себя идущим по улице», множественность точек зрения и способность переходить от одной к другой.
Синергия — соработничество, сотрудничество.
Спонтанность — самопроизвольность.
Стратегия — уровень развитости, в процессах управления следующий за планированием, программированием и проектированием.
Библиография
Бальтазар Х. Целое во фрагменте. М., 2001.
Бодрияр Ж. Прозрачность зла. М., 1999.
Глейк Д. Хаос. Создание новой науки. М., 2001.
Генисаретский О. И. Упражнения в сути дела. М., 1993.
Генисаретский О. И., Зильберман Д. Б. Возможность философии: Переписка 1995–1997 гг. М., 2001.
Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия. М., 1998.
Шеллер М. Ресентитмент в структуре моралей. СПб., 1999.
Совершенный человек: Теология и философия образа. М., 1997.
Хиллман Д. Исцеляющий вымысел. СПб., 1997.
Хоружий С. С. Феноменология аскезы. М., 1999.
Флоренский П. А. Анализ пространственности и времени в
Иное: Хрестоматия нового российского самосознания. М., 1999.
Тема № 5
Эфир 17.09.2001
Хронометраж 55:00
www.ntv.ru