Храм Христа Спасителя

gordon0030@yandex.ru

Архив выпусков | Участники

↓№ 124↑

21.08.2002 Хронометраж

50:12

Кем было задумано строительство Храма Христа Спасителя в Москве и в каком месте предполагалось первоначально его строить? Какие архитекторы принимали участие в разработке проекта строительства Храма? Об истории, строительстве и разрушении Храма Христа Спасителя — историк искусства из Кёльна (Германия) Григорий Козлов.

Участник:

Григорий Козлов — историк искусства (Германия, Кёльн)

Развернутый план:

4 храма. Храм 1. Общехристианский.

Задуман националистами и протославянофилами генералом Петром Кикиным (должность — дежурный генерал, «перо армии») и государственным секретарем адмиралом Шишковым (составитель царских манифестов в Отечественную войну, «перо царя»). Задуман как памятник превосходства русских над Западом в момент, когда Россия после победы над Наполеоном превратилась впервые в своей истории в супердержаву. Победа над величайшим военным гением всех времен и народов ошеломила весь мир, и больше всех самих победителей — русских. Ее (а вместе с ней и возвышение России) восприняли как чудо. «Не мы побеждали врага, а Бог», — считал царь Александр. Он обрел Бога в момент, когда казалось, Наполеон достиг победы, взяв Москву. Ежедневно советуясь с Библией, царь устоял в войне нервов с французским императором и не подписал мира. Затем был пожар Москвы и отступление французов. Наполеон впервые из охотника превратился в жертву. Александр воспринял чудо победы над «Антихристом» Наполеоном как знамение. Он решил идти спасать Европу. Вот здесь в ставке в Вильно в декабре 1812 года ему и подвернулось письмо Кикина о необходимости создания памятника победы в виде Храма, посвященного Христу. Манифест о его создании был подписан в праздник Рождества Христова. Рождался Храм, Христос, супердержава Россия и рождался замысел объединенной христианской верой Европы. Александр I, взяв у Кикина и Шишкова форму замысла храма-памятника, наполнил его другим содержанием. Вместо Храма победы России над Европой — памятник победы Европы, объединенной общей верой, над безбожием и революцией. В 1812 году царь только молился и в сражениях не участвовал, заграничный поход стал войной Александра. В боях он все время искал новой веры, важнейшие решения принимал после молитвы и чтения наугад Библии. (Например, на знаменитый поход на Париж, гениальность которого признавал сам Наполеон, царь решился после многочасовой молитвы). В 1815 году, после подписания акта Священного Союза, по которому католический австрийский император, протестант король прусский и православный русский царь составили Троицу правителей Европы, Александр вернулся обустраивать в духе новой мистической идеологии Россию.

Одним из главнейших дел стало создание символа новой веры и новой государственной идеологии — Храма Христа Спасителя.

Царь сам выбрал проект никому не известного живописца Карла Витберга, который самоучкой освоил архитектуру. Проект Витберга был основан на идеях масонов и мистиков. Он представлял собой зашифрованный идеологический символ, состоящий из трех частей. Нижний храм, «храм тела», в виде прямоугольника (гроба, склепа, где должны были быть похоронены погибшие в войну 1812 года). Он должен был врезаться в склон горы. Над ним храм в виде креста, храм души. Завершала постройку ротонда под куполом, храм духа. Храм по размерам должен был превзойти все существовавшие в мире постройки. Внутри него свободно могла стоять колокольня Ивана великого. В символике Храма повторялась символика Храма царя Соломона как ее видели масоны. Сам Витберг видел себя новым великим архитектором Хирамом Абифом, который был строителем Храма Соломона и создателем масонского ордена. Витберг начал строить храм при полной поддержке императора и сопротивлении чиновников-взяточников. Увидев огромные злоупотребления, он приехал просить помощи к царю. Но вскоре Александр I умер в Таганроге.

Храм 2. Николай I. Национализм.

Николай сначала использовал ХХС для внутриполитических целей. Архитектор Александр (до крещения Карл) Витберг, который сам пробился из низов, был олицетворением общественной инициативы, разбуженной александровскими реформами. Но его ненавидели не только николаевские бюрократы. Проект связывался с идеологией «официального мистицизма» и поэтому был не по душе даже просвещенным либералам, не говоря уже о радикалах, близких декабристам. Показательный суд по обвинению в растрате государственных средств над «масоном» Витбергом стал эффектной акцией Николая по консолидации всего общества.

Затем царь использовал ХХС во внешнеполитических целях. Восстание в Польше 1830 года вызвало антизападную истерию. Храм был переориентирован на националистическую идеологию и стал символом супердержавности в духе уваровской триады «самодержавие, православие, народность». Царь сам нашел нового архитектора Константина Тона, который по контрасту со «свободным артистом» Витбергом был слепым исполнителем. Тон создал проект в так называемом русском стиле и на долгие годы стал чем-то вроде начальника штаба царя по архитектурной части. Идеологическое обеспечение-программу нового сооружения создал московский митрополит Филарет — бывший масон и соратник Александра I. Но он не был очередным профессионалом-исполнителем вроде Тона и имел собственные далеко идущие планы. Филарет пытался использовать заказ Николая для «воспитания» самого царя. У Филарета была своя собственная доктрина «священного царства», которая не очень походила на казарменный идеал Николая. Царь не любил митрополита, но нуждался в его услугах. Сложная программа скульптурного убранства фасадов ХХС, предложенная Филаретом, содержит в себе и официальный «текст», которого ждал от него Николай, и одновременно перевоспитывающий царя «подтекст». Россия несет миру истинную религию — православие — и поэтому избрана Богом, свидетельство чему чудесная победа над Наполеоном. Церковь — не служанка власти, а как минимум равноправный партнер. Царь же — олицетворение и веры, и власти одновременно.

Два сюжета на северной стене — «Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского на битву с татарами» и «Игумен Дионисий благословляет Минина и Пожарского» — зафиксировали место России между враждебным мусульманским Востоком и враждебным католическим Западом. (Подобный, говоря современным языком, «медийный проект» понадобился и при создании идеологии национал-большевизма век спустя. Сталин заказал гениальному Эйзенштейну антизападного «Александра Невского» и антивосточного «Ивана Грозного», выстроив свою пару исторических ориентиров.) Кроме того, Николай включил ХХС в пару с Исаакиевским собором, объединив версию русской истории как прорыва к империи прозападного толка в духе Петра (Исаакий посвящен великому реформатору Петру, который родился в день поминовения Исаакия Далматского) с «византийской версией» в духе «Москва — Третий Рим». Националист Николай умел быть и западником, и славянофилом одновременно. Главное было величие России, в чем бы оно ни проявлялось.

Александр Второй по-настоящему занялся ХХС, когда возникла нужда в символе «сосредоточения России», как его канцлер Горчаков называл процесс возвращения страны к роли супердержавы. Но супердержавы нового типа, свободной от косности николаевского времени и построенной на цивилизованных принципах «народной монархии» столь популярной в Европе (Италия, Германия, реформированная Австрия). ХХС не строился на народные деньги — это миф. Его всегда строило государство. По финансированию можно четко увидеть периоды интереса власти к нему. Первая служба в еще недостроенном и даже неосвященном храме прошла в честь чудесного спасения царя после покушения Каракозова. Готовый храм простоял целый год без освящения из-за убийства Александра Второго народовольцами.

Александр III включил торжество освящения ХХС в церемонию коронации, тем самым подчеркнув его роль главного собора страны наряду с Успенским собором московского Кремля. Церемония, придуманная обер-прокурором Синода Константином Победоносцевым, переориентировала замысел предыдущего царя на новую идеологию, идеологию консервативной монархии, мистически укорененную в народном сознании. ХХС стал олицетворением истинной православной веры, истинной России, истинного народа-богоносца и истинной — а потому священной — истории страны. Возвращение к супердержавности пошло не рациональным путем, предложенным Александром II, а иррациональным путем, заявленным в момент коронационных торжеств Александром III.

Храм 3. Дворец Советов

Храм 4. Восстановление храма

Инициатива воссоздания ХХС сначала была типичной перестроечной инициативой снизу. Либеральная интеллигенция была захвачена фильмом Тенгиза Абуладзе «Покаяние» с его символическим эпизодом про дорогу, которая ведет к храму. Уничтоженный большевиками ХХС подходил на роль универсального символа. Правда, либералы никогда не мечтали о новоделе ХХС. Им нужен был скорее монумент на его месте или акция покаяния.

В начале 90-х годов инициативу оплакивания ХХС у либералов переняли националисты всех мастей. Здесь были и писатели-деревенщики и деятели общества «Память». Этот пестрый спектр политических и общественных движений создал так называемую красно-коричневую идеологию.

«Красно-коричневые» парадоксальным образом поставили разрушенный храм на стыке Великой России и Сталинской советской империи. В его разрушении они винили не самого вождя, а еврея Кагановича и революционных романтиков-космополитов, которых потом уничтожил Сталин.

Заинтересовалась идеей воссоздания ХХС и церковь, которая стала стремиться к политическому влиянию, и которой тоже были нужны символы.

Так и случилось, что к середине 90-х «стихийный проект» был подхвачен церковью, центральным правительством в лице Ельцина и местными московскими властями в лице Лужкова.

Ельцин был озабочен заполнением вакуума, создавшегося в обществе после развала СССР. Для этого, по его мнению, годилось все, что могло заместить коммунистическую идеологию. Лужков же увидел в воссоздании шанс продемонстрировать свои «фирменные» качества лидера новой «прагматической формации»: эффективность и приверженность не общечеловеческим ценностям, а национальной традиции.

Братство ХХС, основанное религиозными активистами, было распущено. Президент Ельцин объявил восстановление ХХС государственной задачей. Против выступила либеральная пресса. Отто Лацис написал статью «Поддельная Россия не поможет духовному возрождению общества». В дискуссии приняли участие даже художники радикального искусства. В конце концов, либеральная пресса потерпела знаковое поражение в столкновении с властью и церковью. Началась ударная стройка, которая стала неким полигоном нового «святого» отношения к делу и жизни. Рабочие работали без перекуров и сквернословия. Парадоксально, но одновременно возник океан слухов о воровстве гигантских масштабов. Все это одновременно уживалось в сознании. Чем выше поднимался ХХС, тем больше он связывался не с Ельциным, а с Лужковым, который объявил ХХС стройкой номер 1 и лично следил за работами, да еще привлек к украшению храма своего придворного художника Зураба Церетели. Складывалось впечатление, что набиравший силы Лужков строит ХХС к моменту собственного президентства. Но, как всегда в истории ХХС, он был использован не так, как задумывалось. В период предвыборной кампании телевизионные программы о ХХС как афере Лужкова сыграли свою роль в его поражении. А воспользовался великолепием новодела ХХС ельцинский наследник Путин.

Из книги Г. Козлова, К. Акинша о Храме Христа Спасителя (в печати)

В сентябре 1812 года в Казанском соборе в Петербурге Александр I на коленях молился перед древними иконами. Рядом с царем молились и высшие сановники империи и сотни простых жителей Петербурга: мелкие чиновники, мещане, купцы, дворовые крепостные слуги. Все они просили у Бога только одного — победы над вторгшимся в Россию Наполеоном, врагом, которого русская православная церковь объявила Антихристом. Из толпы за каждым движением императора не отрываясь следил красавец с романтической внешностью — юный выпускник Академии художеств Карл Магнус Витберг. Так в трагические дни вражеского нашествия впервые встретились самый таинственный и загадочный русский царь и его любимый архитектор, также ставший загадкой для потомков. Впервые пересеклись пути людей, с которых начинается отсчет двухвековой истории Храма Христа Спасителя.

«Много странного при этом храме», — имея в виду невероятные совпадения и чудеса, сопровождавшие, по мнению современников, строительство Храма Христа Спасителя.

Главным чудом была сама победа над Наполеоном.

В том, что «ужасный корсиканец» разобьет русских, в Европе мало кто сомневался. Накануне вторжения империя Наполеона затмевала своим блеском державу Карла Великого. Сам он был военным гением, одержавшим побед больше, чем Александр Македонский, Юлий Цезарь и Фридрих Великий вместе взятые. Под командованием Наполеона находилась самая сильная армия, которую когда-либо удавалось собрать под свои знамена европейскому завоевателю: более шестисот тысяч человек во главе с лучшими командирами того времени. В довершение всего у России не осталось практически ни одного союзника, а Наполеон повелевал всей Европой.

Падение Москвы было воспринято всеми как национальная катастрофа.

Романовы воцарилась в России после того, как ровно за двести лет до нашествия Наполеона в 1612 году всенародному ополчению с огромным трудом удалось изгнать из Московского Кремля засевших там поляков. Москва стала символом «священных уз», связавших Романовых с народом. Русские передали государство и «священный город», отбитый у поляков — иноземцев и католиков, в руки новой династии в надежде, что она сумеет гарантировать суверенитет страны и защитит веру. Александр Романов, отдавший древнюю столицу врагам, нарушал этот «священный договор» и лишался ореола «отца-защитника».

Никакого политического плана войны с Россией у Наполеона не было. Закрепиться в России он не мог, да и не собирался. Первые слова обращения Наполеона к войскам перед началом кампании в России звучали так: «Солдаты, вторая польская война началась».

Весь его поход был затеян с тем, чтобы запугать Александра и вынудить его заключить выгодный мир еще на территории Польши. Вглубь России Наполеон втянулся, погнавшись за миражем решительной победы в одном сражении. Проиграв войну нервов с русским царем, император французов потерпел сокрушительное поражение.

Пока Наполеон ждал ответа из Петербурга, в Москве начался страшный пожар. Богатейший город превратился в море огня. Историки до сих пор спорят о том, кто был виновником этой трагедии. Не было согласия и среди современников. Русский главнокомандующий Михаил Кутузов с гордостью говорил, что город сожгли сами русские и видел в этом акт высокой жертвенности.

Говорить о цене «патриотического самосожжения» в России до сих пор считается недостойным и «мелочным», а ведь в огне погибли не только древние церкви и дворцы, но и больше 20 тысяч раненых русских солдат, оставленных в городе при отступлении. Число заживо сгоревших мирных жителей было во много раз больше.

Наполеон соглашался с тем, что это дело рук его противников, но при этом считал такой поступок варварством. «Что за люди! Это скифы!.. Чтобы причинить мне временное зло, они разрушают созидание веков».

Александр, который ни за что не хотел прослыть повелителем дикарей, поспешил объявить поджигателем Москвы Наполеона. Он назвал французского императора «новым Атиллой».

Неожиданность и масштаб катастрофы, постигшей непобедимого Наполеона, поразили весь мир и больше всех самих победителей — русских. Спор о ее причинах не утихает до сих пор.

Именно в год наполеоновского нашествия берет начало «мистический» период правления этого монарха, пришедший на смену рационализму «дней александровых прекрасного начала». Общественные потрясения слились в сознании Александра с личными переживаниями. Он сам признавался, что нашествие французов и пожар Москвы заставили его спросить себя: а не являются ли эти ужасы карой Всевышнего за тот грех, который лежал на его совести.

Генерал Петр Кикин предлагал вернуться к традиции Древней Руси, когда храмы строились в честь особо важных побед. Средоточием таких сооружений была Москва. Наиболее известный пример — знаменитый Храм Василия Блаженного на Красной площади, воздвигнутый в честь взятия Казани Иваном Грозным и ставший символом окончательной победы русских над татарами. Неподалеку от него стоял памятник изгнания поляков из Москвы — Казанская церковь. Кикин предлагал построить и храм — памятник победы над Наполеоном.

Но нетрудно представить, как понравилось монарху предложение генерала посвятить победу Богу, начертав на фронтоне храма-памятника слова из Библии «Не нам, Господи не нам, но имени Твоему даждь славу» (Псалтирь, глава 113, стих 9). Не могла не импонировать Александру и идея о храме как о символе победы веры над «ложными умствованиями, наводнившими Европу», то есть безбожием революции. Однако на этом совпадение взглядов заканчивалось. Царь явно не был сторонником русского шовинизма и ненависти к Западу, которые в дни победы над Наполеоном расцвели пышным цветом.

Историки часто рисуют Александра малодушным и двуличным политиком, который лишь заигрывал в либерализм. Но эти два высказывания, между которыми прошла вся блестящая и трагическая жизнь царя, опровергают это. Опровергает это и история замысла строительства Храма Христа Спасителя в честь победы над Наполеоном.

«Наследник Великой революции», император французов был вечным соперником русского царя. Из трудов на тему «Наполеон и Александр» можно составить целую библиотеку.

Но дело обстоит гораздо сложнее. Обе эти идеологии базировались на идеях Просвещения.

В конце концов, схватку за гегемонию на континенте Наполеон проиграл Александру — повелителю державы, где правил произвол. Царь этого произвола стыдился, но отказаться от него не мог. Подавляющее же большинство дворянства — опоры трона в России — считало, что победа над Наполеоном — это победа над Западом. А значит именно произвол — русское самодержавие и крепостничество — доказали свое превосходство над буржуазными новшествами, введенными революцией в Европе. Русский патриотизм Отечественной войны, за редкими исключениями, носил явно «консервативный характер». Другим его проявлением был изоляционизм.

Русский царь лично не принимал участие ни в одном сражении Отечественной войны на своей родной земле. Зато войну 1813–1815 годов в Европе историки называют «войной Александра». Он был вдохновителем европейской коалиции против Наполеона и не раз сам водил в бой войска. В глазах царя победа 1812 года была победой Бога, знамением ему, Александру, принять на себя миссию избавления мира от Антихриста. А вот освобождение Европы он считал своей личной заслугой, исполнением миссии. Французов он считал не врагами, а жертвами. В Париже единственным «наказанием» побежденным стал грандиозный молебен на месте казни Людовика XVI.

Но царь как раз не видел интересов своей страны вне интересов «общеевропейского дела». В этом он был похож на Франклина Рузвельта с его одержимостью идеей Организации Объединенных Наций.

«Единая Европа» требовала от Александра универсальной идеологии. Такая идеология была у Великой Французской революции, перелившей идеи Просвещения в свои грозные лозунги. Александр хотел те же идеи перелить в лозунги всемирной любви. 1812 год убедил царя в том, что главное его оружие в борьбе с революционным духом за наследие Просвещения — это вера. Чудесное избавление России от Наполеона дало толчок рождению в голове Александра грандиозной утопической программы — примирить рационализм Просвещения (который для него составлял понятие «цивилизация») и религиозный мистицизм. Первый оставался целью, а второй становился средством. Рамки православия уже были тесны царю, так же как ему был тесен русский трон.

На волне славы и успеха Александр вернулся из «обустроенной» им Европы в «нецивилизованную Россию». Он замыслил грандиозные реформы переустройства страны. Но в ряду важнейших дел, которыми он занялся дома после долгого отсутствия, нашлось место выбору проекта Храма Христа Спасителя. Царь просто жаждал исполнить свой обет, данный в манифесте 25 декабря 1812 года.

Храм, задуманный «патриотами-консерваторами» как памятник победы «святой Руси» над «безбожной Европой», виделся теперь Александру как памятник-символ объединенной, христианской и несмотря ни на что либеральной Европы. Европы, возникшей в горниле борьбы с Наполеоном. Интерес царя к Храму Христа Спасителя резко контрастирует с его безразличием ко всему, что связано с событиями 1812 года.

Александр вообще не любил вспоминать об Отечественной войне, во всяком случае, вспоминать как о реальном событии. Храм Христа Спасителя в его сознании с ней не ассоциировался. Эпопея 1812 года для Александра была чудом, знамением и существовала как бы в другом измерении, где Бородинское сражение значило меньше, чем мучительное бдение царя над Библией в то время, пока Наполеон занимал Москву. В свой особый духовный мир царь поместил и посвященный этой «чудесной эпопее» Храм.

В 1814 году в возрасте 45 лет в Петербурге умирает Воронихин. В год его смерти в Москве молодой живописец Карл Витберг начинает свой многолетний труд над проектом храма Христа Спасителя.

Витберг был художником по классу исторической живописи, а не архитектором. Тем не менее двадцатипятилетний молодой человек решает круто изменить жизнь и посвятить ее целиком Храму Христа Спасителя. Витберг на два года буквально отгораживается от мира.

К моменту возвращения Александра с Венского конгресса в Россию у Витберга был готов совершенно необычный проект храма — памятника победы над Наполеоном. В его основе лежала сложная религиозно-философская программа, изложенная позже Витбергом в его «Записках». Вот ее основные принципы:

• храм должен быть не только православным, а общехристианским — «ибо само посвящение его Христу показывает на принадлежность его всему христианству»;

• храм должен быть трехчастным с тем, чтобы выразить 1) тройственную природу Бога, 2) три главных момента в жизни Христа (Рождение, Преображение и Воскресение) и 3) «три человеческих начала — рrincipium (тело, душу и дух)».

«Эта тройственность везде, — подчеркивал Витберг, — и в божестве, и в природе, даже в мышлении». «При всей своей тройственности храм должен быть единым», как един Бог и как един человек. «Наружные формы храма должны быть отпечатком внутренней идеи».

Витберг проектирует Храм Христа Спасителя трехчастным по вертикали. Подземный храм посвящен Рождеству Христову и имеет прямоугольный план. Над ним расположен крестообразный храм во имя Преображения, а завершает все сооружение ротонда храма Вознесения, перекрытая куполом. В основе такого построения лежит символика взаимосвязи троичности Бога и человека. Одна форма вытекает из другой, и все пронизано сложной системой ассоциаций и аналогий.

Все сооружение должно было быть расположено на высоком берегу реки. Подземный храм врезался в толщу склона прямо в середине горы. От ее подножия ко входу в него террасами поднималась величественная лестница. Перед входом вдоль склона протянулась колоннада дорического ордера длиной в 640 метров. Она завершалась с двух сторон стометровыми триумфальными колоннами, которые должны были быть отлиты из французских трофейных пушек.

Самое выразительное описание проекта дал Александр Герцен:

Нижний храм, иссеченный в горе, имел форму параллелограмма, гроба, тела; его наружность представляла тяжелый портал, поддерживаемый почти египетскими колоннами; он пропадал в горе, в дикой необработанной природе. Храм этот был освещен лампами в этрурийских высоких канделабрах, дневной свет скудно падал в него из второго храма, проходя сквозь прозрачный образ Рождества. В этой крипте должны были покоиться все герои, павшие в 1812 году, по стенам должны были быть иссечены имена всех их, от полководцев до рядовых.

На этом гробе, на этом кладбище разбрасывался во все стороны равноконечный греческий крест второго храма — храма распростертых рук, жизни, страданий, труда. Колоннада, ведущая к нему, была украшена статуями ветхозаветных лиц. При входе стояли пророки. Они стояли вне храма, указывая путь, по которому им идти не пришлось. Внутри этого храма была вся евангельская история и история апостольских деяний.

Над ним, венчая его, оканчивая и заключая, был третий храм в виде ротонды. Этот храм, ярко освещенный, был храм духа, невозмущаемого покоя, вечности, выражавшейся кольцеобразным его планом. Тут не было ни образов, ни изваяний, только снаружи он был окружен венком архангелов и накрыт колоссальным куполом. <...>

Проект был гениален, страшен, безумен — оттого-то Александр его выбрал, оттого-то его и следовало исполнить.

— Герцен А. И., «Былое и думы»

Самодержец, скрывающий свое желание, потому что никто не может понять его замысла, а навязывать его он не хочет — в этом был весь Александр. В Витберге он совершенно неожиданно для себя нашел не просто единомышленника, а родственную душу.

Однажды вместо забавной истории царский любимец начал с жаром читать куски из Библии. Царь заинтересовался и тоже впервые в жизни прочел Священное писание. Буквально несколько месяцев спустя, во время нашествия Наполеона, Александр уже целиком подпал под обаяние священного текста. Российский император в буквальном смысле слова стал «жить по Библии». Попав в затруднительное положение, он часто наугад раскрывал ее на любой странице и воспринимал прочитанное как руководство к действию.

Историк церкви отец Георгий Флоровский считал, что Александр сознательно творил легенду о «пожарном» просветлении. Он считал, что царь «много раньше вошел в круг мистических интересов» и напоминал о «мистическом братании» Александра I с прусским королем над гробом Фридриха Великого и других эпизодах. «Отечественная война была для Александра только каталитическим ударом, разрешившим давнее напряжение» (Флоровский Г. Пути русского богословия). Как бы то ни было, для нас важно, что в сознании русского царя его нравственное преображение было неотделимо от чудесного спасения России в 1812 году.

Увидев проект, а главное, услышав его автора, все эти люди пришли в восторг. Витберг был принят «во внутренний круг» российских пиетистов и мистиков, принадлежавших одновременно к высшему масонству. Голицин удостоил никому не известного молодого человека немыслимой милости: он пригласил его бывать на воскресных службах в своей домовой церкви. Это была та самая интерконфессиональная часовня, в которой царь Александр приобщился к таинствам «истинной внутренней церкви» (Биллингтон).

Витберг в присущей ему символической манере художественными средствами выразил настроения, господствовавшие в масонской части «эйкуменистической партии», окружавшей царя. Александр и его соратники искали «пути нового и живого». Насилие по-прежнему претило царю. Однако, после победы над Наполеоном он мечтал о решительных переменах. И здесь «разумное насилие», насилие просвещенного правителя над неразумными подданными представлялось возможным. На смену «мечтательным проповедникам» должны были прийти «борцы за идею».

«Новое с идеями» — очень точное определение «евангельской архитектуры» Витберга. Появилась она как нельзя кстати: как раз в тот момент, когда Александр начал проводить политику, основанную на евангельских принципах. Главное внимание Витберг уделял развернутой идейной программе, которую он сначала всесторонне обдумывал, а потом как бы «оформлял» с помощью архитектурных форм.

До поры до времени программа Витберга была «полусекретной» и доступна только посвященным. Храм Христа Спасителя должен был стать откровением для всех после того, как он будет реально построен. Своего рода «секретным идеологическим оружием» царя в его борьбе за Единую Европу. Кроме того, Витберг верил в силу живого, а не печатного слова. Выступая с объяснениями своего проекта, он брал на себя роль проповедника, которую не хотел доверить книге или журналу. В общем, совершенно не случайно, что лишь в ссылке, когда все его планы рухнули, архитектор доверил бумаге свои мысли. Вся эта история с «сокровенным замыслом» была исключительно в духе Александра. Найти Идею, дать ей вызреть в глубокой тайне, а потом «осчастливить» ей подданных.

Масонские корни замысла Витберга долгое время или замалчивались, или отрицались исследователями истории создания Храма Христа Спасителя. Такое отрицание связи архитектуры Витберга с масонской идеологией вызвано тем, что в российском обществе нагнетались слухи о так называемом жидо-масонском заговоре, который, якобы, издавна был причиной всех бед России. Поиск «масонских символов» в самых неожиданных местах и без всякого на то основания превратился в болезненную манию антисемитов и националистов. Касаться таких вопросов считалось дурным тоном.

Однако, исторические перипетии восприятия масонства в России не должны препятствовать анализу явлений, подобных проекту Витберга, во всей их полноте, включая их связь с масонством.

ХХС Витберга — это своеобразное «изобразительное поучение», основанное на масонско-евангельской символике. Это воплощенный в архитектуре образ пути к истинной вере, образ духовного творчества, искания. Весь замысел сооружения вплоть до символики света — от едва освещенного нижнего храма до сияющего купола верхнего храма — имеет масонские корни.

Сюжет «масон-архитектор и царь» (или будущий царь, как в случае с Павлом) стал в России частью истории борьбы за власть. Во всяком случае, таким его сделала сама Екатерина. Новиков и Гамалея больше всех пострадали от баженовской истории. И, тем не менее, когда архитектор-масон Витберг приехал к ним получить благословение на «завоевание» расположения царя Александра, причем не с помощью нескольких книг мистического содержания, а грандиозного архитектурного проекта, основанного на масонской символике, они не стали его отговаривать.

Конечно, времена переменились, речь уже шла не о «просвещении» опального наследника, а о влиянии на повелителя Европы. Кроме того, вокруг Александра уже было множество масонов высоких степеней. Вольно или невольно Витберг оказался в центре новой «масонской интриги», в которой ему отводилась роль Хирама Абифа, Храму Христа Спасителя — роль Храма царя Соломона, а российскому императору Александру I — роль самого Соломона.

Для самого Витберга вероятно важнее всего было желание сделать ХХС памятником прорыва России, а вместе с ней и всей Европы, в сферу новой духовности. В этом замысле символика масонов слилась воедино с «прозрениями» мистиков.

Характерен рассказ Витберга об очередном «чуде», которое произошло в день закладки ХХС. Могущественный министр духовных дел и просвещения князь Александр Голицын каждое утро читал Библию. Перед тем как отправиться на церемонию закладки, он раскрыл священное писание и начал читать как раз с того места, где «Хирам начал выбирать работников для построения храма Соломона». Князь поведал об этом «новому Хираму» Витбергу. Тогда-то Голицын и произнес известные слова: «Много странного (чудесного) при этом храме».

Начало отбора Хирамом каменщиков для строительства Храма Соломона — это ничто иное, как начало масонского ордена. Эту аналогию и Голицын, и Витберг прекрасно понимали.

Игра с аналогиями в момент закладки сооружения «с идеями», каким был ХХС, увлекла многих. Парадоксальным образом в ней нашлось место и космополитическим масонским символам, и националистическим идеям.

Интересно, но победа над Карлом XII в начале 18 века не произвела столь сильного впечатления на русских, хотя тогда опасность для страны была еще больше. Дело не только в том, что Карл не вошел вглубь России и был разбит на Украине. Нашествие Наполеона совпало с процессом образования национального, а не сословного самосознания.

Поэтому ХХС рассматривался не как символ общехристианской любви и единства Европы, как этого хотел Александр, а как зримый знак превосходства русских над иноземцами, православия — над другими религиями. Так думало большинство «просвещенного общества». О народе и говорить нечего.

Первоначально Витберг предложил строить свой храм в Кремле. Здесь он был наследником другого архитектора-масона — Василия Баженова. Но царь отклонил это предложение. Он был против того, чтобы древний Кремль был разрушен. Отступая из Москвы, Наполеон приказал взорвать Кремль, но по так до конца и не ясным причинам французам это не удалось. Была взорвана лишь часть стены. Русские восприняли спасение древних соборов и дворцов как чудо.

Парадоксально, но, лишь едва не утратив кремлевские древности, русское общество начало осознавать их ценность. Наполеон, сам того не желая, положил начало процессу охраны национальных святынь. Нечто подобное произошло и во время Второй Отечественной войны в 20 веке. Сталин, ответственный за разрушение многих русских святынь в 20–30-е гг., после нашествия Гитлера разыграл карту «спасения национальной культуры от немецко-фашистских варваров». В СССР была восстановлена система охраны памятников.

Александр I не хотел, чтобы о нем говорили в Европе как о варваре, который, подобно захватчику Наполеону, уничтожает древний Кремль. Царь предложил построить ХХС на Швивой горке на реке Яузе неподалеку от Кремля. Витберг отклонил этот вариант в основном из гуманитарных соображений. Пришлось бы разрушать дома московских жителей, едва отстроившихся после пожара 1812 года. Тогда Аракчеев со свойственной ему категоричностью лично выбрал место около Симонова монастыря, где находились пороховые склады. Во время встречи со всесильным фаворитом, перед которым заискивали даже члены царской семьи, Витберг вел себя независимо. Он раскритиковал выбор Аракчеева и предложил построить ХХС на Воробьевых горах. Витберг остроумно использовал аргумент царя о необходимости сохранять древние сооружения, в данном случае — древний монастырь. Аракчеев в конце концов согласился с доводами Витберга и поддержал перед царем его точку зрения. Нельзя не отметить, что Аракчеев входил во все детали проекта ХХС, видя в его строительстве важнейшее государственное дело. Отношения Витберга с Аракчеевым — вопрос запутанный.

Но, когда в 1819 году архитектор Витберг представил царю экономическое обоснование строительства ХХС, в его основе лежал принцип Аракчеева. Это говорит о том, что архитектор был в курсе важнейших политических событий эпохи. Витберг предлагал государству выкупить у помещиков 18 000 крепостных крестьян с землей. Часть из них должна была зарабатывать деньги на строительство ХХС. А другая часть — работать непосредственно на строительстве. Государственные крестьяне не знали того гнета, который испытывали крестьяне, принадлежавшие помещикам. По словам С. Мироненко, «с точки зрения правящей элиты, ликвидация помещичьей крепостной деревни означала, несомненно, решение крестьянского вопроса в целом. Если бы все помещичьи крестьяне оказались в конце концов собственностью казны, то принимавшая все более угрожающий характер проблема „помещик и крепостной“ перестала бы существовать». Витберг предлагал царю включить сам процесс строительства ХХС в систему социальных реформ страны. Ознакомившись с «экономическим проектом» Витберга, царь не удержался от одобрительного восклицания: «Опять новость». И этот экономический проект «а-ля Аракчеев» был утвержден в 1820 году. Забегая вперед, нужно сказать, что единственное дело, которое судьба позволила Витбергу довести до конца, — это освобождение крестьян, участвовавших в стройке. В 1829 году им указом царя Николая было дано право переходить в другие сословия. Витберг очень гордился тем, что помог обрести волю тысячам людей.

Чудо «обретения» царем архитектора ХХС произошло в начале 1816 года — первого года эры Священного союза. Это чудо словно открывало новую эпоху. Поэтому Витберг будет так дорог царю, поэтому он никогда не усомнится в его гениальности. Ведь это значило бы усомниться в божественном покровительстве царскому замыслу преобразования мира. Витберг с его грандиозным проектом задавал масштаб будущих свершений. Вскоре царь сделал первый шаг в деле освобождения крестьян. Впервые в истории Российской империи в Эстляндии, на территории целой губернии было уничтожено крепостное право.

Прошел год, и началась активная подготовка конституционной реформы, которая должна была стать образцом для Европы. Это событие не случайно совпало с закладкой ХХС. Александр каждый раз словно припадал к Храму, чтобы обрести силы для следующего рывка. Храм — символ свершившегося чуда победы над Наполеоном — виделся царю символом грядущего чуда единения европейских народов. Не даром современник сравнил его в момент церемонии закладки с «Моисеем, идущим в гору». Александр был уверен, что знает путь, по которому ведет человечество.

В 1821 году умер Наполеон. Масштаб личности этого гениального человека возвышал в глазах всего мира и его победителя — Александра. Русский царь привык мерить все свои поступки меркой свершений «великого корсиканца» даже после того, как тот лишился власти. И вот мятежный дух французского императора угас на острове Святой Елены. Александр словно надломился. Не с кем стало соперничать, даже заочно. Наполеон проиграл борьбу за единую Европу, но выиграл ли ее Александр? Приходилось признать, что нет. Оба стали жертвой поднимавшего голову национализма. Императора французов остановил национальный подъем испанцев, русских и немцев во время военной опасности, а русский император так и не смог преодолеть национальный эгоизм европейских государств во время мира. Каждый обустраивал свой уголок, посмеиваясь над общеевропейскими «заскоками» русского императора.

А тут еще по окраинам Европы прокатилась волна национально-освободительных революций. «Отставшие» народы тоже хотели иметь свое государство. Царь с ужасом воспринял восстания греков и итальянцев как возвращение страшной тени Великой французской революции. По меткому замечанию Ключевского, Александр, «желая стать миротворцем Европы, против воли увидел себя ее диктатором».

Утопия Александра, как и утопия Наполеона, никак не желала осуществляться. Из нее один за другим стали выпадать важные элементы. Сначала причиной всех бед был признан тот самый «дух времени», то есть либерализм эпохи Просвещения, который так долго был путеводной звездой русского царя. Затем настал черед «тлетворного духа Запада» вообще. Борьба с этими «духами» омрачила конец александровского царствования.

Александр получил свое имя в честь Македонского — создателя эллинистического мира, объединившего эллинов и варваров. Подавленный неудачей своего «пиетистского проекта», русский царь и так, и эдак обдумывал идею Магницкого о том, что «свет придет с Востока». Не собирался ли он реанимировать на новом историческом витке «греческий проект» своей великой бабки Екатерины II? Не был ли «эллинизм» Витберга попыткой отразить в архитектуре смену политики Александра Первого с «западной» на «восточную»? Обычно в архитектуре прямые аналогии с политикой не работают. Но в случае с храмом-символом, каким был ХХС, такое предположение допустимо. В любом случае, Витберг не был русским националистом. «Нацией» Витберга был царь Александр с его оригинальным «свободомыслием» и русское масонство, в среде которого и вызревали почти все идеологические проекты александровского царствования. Время национализма в русской истории еще не наступило, но все предпосылки для его торжества были налицо.

Все эти идейные и художественные метания Витберга проходили на фоне «хозяйственной драмы», развернувшейся вокруг строительства ХХС. Реформаторский «экономический проект» архитектора начал осуществляться в 1820 году. За несколько лет комиссия по строительству Храма выкупила у помещиков почти двадцать пять тысяч крепостных крестьян. Выкуп производился ненасильственно. Витберг требовал, чтобы он согласовывался не только с помещиками, которым принадлежали имения, но и с крестьянами. На общих сходах мужиков спрашивали, согласны ли они «поучаствовать в богоугодном деле».

Людей Витберг старался подбирать лично, делая упор на моральные качества. Тем самым он пытался создать своеобразный орден единомышленников, занятых не только строительством Храма, но и переустройством крепостной деревни. «Храмовые имения», каждое в своей губернии, должны были стать своеобразными «оазисами» новой жизни. Экономический проект Витберга невольно заставляет вспомнить другой эксперимент александровской эпохи — военные поселения.

Еще одним вариантом утопии по-русски была и экономическая программа Витберга. Центром его «города-солнца», или лучше сказать «деревни-солнца», была стройка ХХС на Воробьевых горах. Сюда из выкупленных государством имений стекались работники и средства. Здесь были построены различные мастерские и склады, имелись госпиталь, кухни и бани. Гуманный Витберг не зверствовал, как Аракчеев, но результат его эксперимента был еще плачевнее.

Крестьяне смотрели на «храмовую затею» как на очередную блажь начальства. Добрый или злой хозяин, для мужика было все равно — лишь бы не вмешивался в его внутренние дела. «Рабы храма» старались уклониться от работ. Те, кто мог, нанимали вместо себя всякий сброд.

Кроме пассивного сопротивления крепостных Витбергу пришлось столкнуться с кознями чиновников. Штат комиссии невероятно разросся. Требовалось вести огромную переписку. Очень скоро подобранные Витбергом единомышленники-идеалисты растворились в море прожженных бюрократов. Пышным цветом расцвело воровство и взяточничество.

Но фактически Витберг своими руками создал идеальную ситуацию для воров-чиновников. Он все время просиживал за чертежами в своем кабинете, никому их не показывая. Никто не знал, что собственно строят на Воробьевых горах. Экспертиза грунта на месте строительства толком не была сделана. Это было на руку многочисленным «плутам», которые списывали огромные средства под предлогом «выравнивания косогора для нижней площади Храма». Без плана и надлежащего контроля это было можно делать бесконечно.

В тот момент, когда казалось, что Витберг одержал верх над своими недоброжелателями, пришло ошеломляющее известие. Во время длительного путешествия по России Александр I умер в маленьком городке Таганроге. Царь никогда не болел и всегда щеголял своим здоровьем и силой. Например, часто появлялся на парадах в сильный мороз в одном мундире. И вдруг скоропостижная смерть в возрасте 48 лет на простой походной кровати вдали от роскоши царских дворцов.

Со смертью Александра Витберг потерял последнего и самого главного покровителя. Дело всей его жизни было обречено. Но архитектор еще этого не знал и надеялся.

Библиография:

Акинша К., Козлов Г. Храм Христа Спасителя (в печати).

Введенский А. Церковь и государство. М., 1923.

Витберг А. Записки//Герцен А. И. ПСС: В 30 т. М., 1954. Т. 1.

Дворец Советов. Изд-во Всесоюзной академии архитектуры. М., 1938.

Дворец Советов. Всесоюзный конкурс 1932 г. М., 1939.

Кириченко Е. Храм Христа Спасителя в Москве. М., 1992.

Марцинковский В. Записки верующего. Прага, 1929.

Мостовский М. Историческое описание Храма во имя Христа Спасителя в Москве. М., 1996 (репринт 1883).

Окунев Н. Дневник москвича, 1917–1920. М., 1997. Т. 1.

Паперный В. Культура «Два». М.: НЛО, 1996.

Построим дворец Христа Спасителя//МН. 1994. № 58. 13.11–20.11.

Разрушение Храма Христа Спасителя. London, 1988.

Регельсон Л. Трагедия русской церкви: 1917–1945. М., 1996.

Славина Т. Константин Тон. Л., 1989.

Сироткин В. Г. Россия и Наполеон. М., 2000.

Снегирев В. Архитектор А. Л. Витберг. М., 1939.

Шамаро А. Храм Христа Спасителя//Наука и религия. 1987. №№ 8, 9, 10.

Эренбург И. Судный День//Стихотворения и поэмы. СПб., 2000.

Lizon, P. The Palace of the Soviets. The paradigm of Architecture in the USSR. Three Continent Press/ Colorado Springs, 1995.

Тема № 124

Эфир 21.08.2002

Хронометраж 50:12

www.ntv.ru

Сайт управляется системой uCoz