Генетическая история человечества

gordon0030@yandex.ru

Архив выпусков | Участники

↓№ 224↑

04.03.2003 Хронометраж

51:18

Стенограмма эфира

95% генома человека и генома наших ближайших родственников — шимпанзе и гориллы — одинаковы. Тогда что это за 5% разницы, в которых эволюция зашифровала свою следующую ступень? Можно ли, изучая спираль ДНК людей разных стран, сказать, где и когда впервые появился человек? О митохондриальной Еве, неандертальцах и нашей истории, закодированной в текстах ДНК, — генетики Эльза Хуснутдинова и Лев Животовский.

Участники:

Лев Животовский — доктор биологических наук, профессор, главный научный сотрудник Института общей генетики им. Н. И. Вавилова РАН, почетный профессор Стэнфордского университета (США), ун-та штата Аляска и ун-та им. Эдит Кован (Австралия)

Эльза Хуснутдинова — доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент АН Башкортостана

Материалы к программе:

Из статьи С. Боринской и Э. Хуснутдиновой «Этногеномика: история с географией»//Человек. 2002 г.

Сформировавшаяся в последние годы новая междисциплинарная область науки — геномика — изучает не только строение человеческого генома, но и то, как его структура и функции связаны с развитием организма. Геномика уже многое дала медицине — ведь здоровье напрямую зависит от особенностей полученной человеком наследственной информации. Но есть и другой, менее известный широкому кругу людей аспект этих исследований; они позволяют на новом уровне описать генетические особенности народов и восстановить историю их формирования, а также становление человека как биологического вида в целом. Эти области науки называются этногеномикой и палеогеномикой.

Наследственную информацию, записанную в молекуле ДНК, часто представляют как созданный природой текст, в котором буквами служат молекулы-нуклеотиды (их всего четыре: аденин, гуанин, цитозин и тимин). Последовательность «букв» в молекуле ДНК определяет множество биологических признаков человека — цвет глаз и кожи, группу крови, предрасположенность или устойчивость ко многим болезням, некоторые особенности интеллекта и поведения и др.

В настоящее время геном человека, состоящий из 3 млрд нуклеотидов, расшифрован практически полностью. В нем содержится около 30 000 генов — участков генетического текста, влияющих на ту или иную функцию организма. Размер генома и набор генов у всех людей практически одинаковы. Однако многие гены существуют в природе в альтернативных состояниях — они называются аллелями. Ясно, что из всего многообразия аллелей данного гена человек получает от своих родителей всего два — один от матери, другой от отца.

ДНК хранится в клетке в виде 23 пар хромосом, каждая из которых содержит отдельный фрагмент генетического текста. Одна из этих пар определяет пол ее обладателя. У женщин хромосомы этой пары одинаковы и называются Х-хромосомами. У мужчин они разные — одна X (как у женщин), вторая, более короткая, Y-хромосома. В генетическом смысле быть мужчиной означает иметь в геноме Y-хромосому.

Различия между двумя людьми на уровне ДНК составляют в среднем один нуклеотид на тысячу. И именно эти различия обусловливают наследственные индивидуальные особенности каждого человека. Заметим, что различия между ДНК человека и шимпанзе — его ближайшего сородича в животном мире — на порядок больше.

Уровень разнообразия геномов представителей какого-либо биологического вида зависит, во-первых, от разнообразия геномов прародителей этого вида и, во-вторых, от скорости на копления мутаций, случайных «ошибок», возникающих при «переписывании» клеткой генетических текстов, и еще от того, как долго существует данный вид.

Предполагается, что одинаковые мутации в геномах разных людей восходят к мутациям в геноме их общего предка. В отличие от рукописей, которые могут быть составлены на основе нескольких источников, в генетических текстах всегда только два источника — мать и отец. Но и это делает анализ «составного» текста достаточно сложным. Однако в геноме человека есть две особых части, наследование которых происходит иным образом.

Кроме 23 пар хромосом, которые находятся в ядре клетки, в ее цитоплазме имеется еще небольшая молекула ДНК, расположенная внутри энергообеспечивающего аппарата клетки, в так называемых митохондриях. Митохондриальную ДНК (мтДНК) каждый человек получает только от матери, так как при оплодотворении яйцеклетки спермии не передают ей свои митохондрии. Мутации же, появившиеся в митохондриальной ДНК женщины, передадутся всем ее детям, но следующему поколению их передадут уже только дочери. Мутация в мтДНК будет присутствовать в популяции до тех пор, пока существуют прямые потомки по женской линии той праматери, у которой эта мутация возникла.

Только по мужской линии передается Y-хромосома. Все сыновья одного отца имеют одинаковые Y-хромосомы. Вновь появившаяся мутация маркирует Y-хромосомы всех прямых потомков по мужской линии. Соответственно при появлении новой мутации предковая линия разделяется на две.

При сравнении генетических текстов Y-хромосом (или мтДНК) разных людей по наличию в них одинаковых «опечаток»-мутаций можно выявить общего предка аналогично выявлению протографа летописей. Но в отличие от летописей, где изменения зависят от внимательности и целей переписчика, скорость накопления мутаций в ДНК относительно постоянна. Причем, лишь небольшая часть этих мутаций вредна. По современным представлениям, большинство мутаций нейтральны (т. е. не оказывают ни полезного, ни вредного влияния на их обладателя), так как не затрагивают значимые, смысловые участки генома. Поэтому они не отсеиваются отбором и, раз появившись, передаются из поколения в поколение.

Это позволяет датировать время появления предковой мутации путем сравнения двух родственных генетических текстов по количеству различий между ними и, соответственно, установить время существования общего предка по мужской или по женской линии. За последнее десятилетие генетиками собраны и проанализированы коллекции мтДНК и Y-хромосом представителей народов всего мира. По ним восстановлена последовательность и время появления мутаций.

Представленные в графическом виде, эти данные образуют филогенетическое древо человечества. По данным геномных исследований ныне живущие люди имеют общую праматерь, к которой восходят линии всех мтДНК. Эта женщина, названная «митохондриальной Евой», жила около 130 тыс. лет назад предположительно на юге Африки — именно туда уходят корни филогенетического древа мтДНК. У африканских народов найдены и самые древние мутации в Y-хромосоме. Значит, «Адам» жил там же, где и «Ева», хотя он моложе — датировки времени существования общего предка по Y-хромосоме несколько ниже, чем по мтДНК. Надо заметить, однако, что точность этих методов не очень высока, ошибка в молекулярных датировках может составлять 20–30%. Место проживания предков человека — Африка. Именно здесь найдены самые древние мутации у бушменов и готтентотов.

Африканские корни

Различия между генетическими текстами разных людей позволяют оценить не только время существования наших прародителей, но и численность предковых популяций. «Ева» и «Адам» были, конечно, не одиноки, но мтДНК и Y-хромосомы их современников не дошли до нас. Ведь линия мтДНК обрывается, если у женщины родились только сыновья или вообще нет детей, а линия Y-хромосомы — если у мужчины нет сыновей. Различные группы генетиков, исходя из оценок генетического разнообразия современных популяций человека, пришли к выводу, что на протяжении последнего миллиона лет численность прямых предков человека колебалась от 40 до 100 тыс. живущих в одно время индивидов.

Резкое падение численности произошло 130–150 тыс. лет назад — она сократилась до 10 тыс., т. е. на 75–90%, что привело к утрате значительной части генетического разнообразия. Именно этот период прохождения через «бутылочное горлышко» считается временем появления Homo sapiens как биологического вида. Сравнительное исследование мтДНК разных популяций современных людей позволило выдвинуть предположение, что еще до выхода из Африки, около 60–70 тыс. лет назад (в этот период также наблюдалось снижение численности, но не столь значительное, как предыдущее) предковая популяция разделилась по крайней мере на три группы, давшие начало трем расам — африканской, монголоидной и европеоидной.

На основе распределения у разных народов частот различных мутаций в Y-хромосоме и мтДНК составлена карта расселения людей с африканской прародины. Первые волны расселения человека современного типа прошли из Африки через Азию в Австралию и Европу. Позже, под натиском ледника палеолитические европейцы несколько раз отступали на юг и юго-восток, возможно, даже возвращаясь обратно в Африку. Исследование мтДНК живших в Европе неандертальцев (удалось получить несколько образцов из найденных костных останков) показало, что они, видимо, не внесли вклада в гены современных людей. Материнские линии человека и неандертальца разошлись около 500 тыс. лет назад, и хотя в период от 50 до 30 тыс. лет назад они обитали вместе в Европе, генетических следов их смешения (если таковое и происходило) не ocталось.

Следы крупнейших миграций остались в генах современных народов. Сравнивая спектр мутаций в ДНК современных европейцев и их азиатских соседей, удалось установить, что 10–20% генов было привнесено в Европу неолитическими переселенцами с Ближнего Востока около 10 тыс. лет назад. Вместе с ними в Европе появилось земледелие. Ранее предполагалось, что столь существенное изменение культуры, традиций и технологий произошло одновременно со сменой населения, т. е. что палеолитические европейцы были вытеснены неолитическими пришельцами, потомки которых составляют основную часть жителей современной Европы. Геномные же данные подтверждают другую гипотезу — появление относительно небольшого числа земледельцев привело к смене типа хозяйства и культуры на всей территории Европы.

Гены и культурная среда

Наследственные особенности определяют не только здоровье и внешние признаки человека, но и некоторые его психологические характеристики и поведение. Однако изучение работы генов, влияющих на психологические (как патологические, так и нормальные) черты, намного сложнее. Очевидно, что работа мозга, как и других органов: печени, сердца, почек и т. д., может быть нарушена под влиянием и наследственных и средовых факторов. Но для многих людей мозг — не просто орган: он — средоточие тех качеств, которые отличают человека от животных. Действительно, невозможно представить работу мозга только как серию химических реакций, детерминированных генами, и снять с человека всякую ответственность за свои действия. Тем не менее, геномика вносит свой вклад в представления о формировании биологических и психологических особенностей человека.

Например, показано, что разные варианты гена рецептора дофамина влияют на стремление человека к получению новых впечатлений и склонность к риску. «Авантюрный» вариант гена чаще всего встречается у коренного населения Америки (до 78%), а реже всего — у жителей Южной и Восточной Азии (менее 2%), и связан с миграциями популяций как в глобальных масштабах (из Африки в Америку), так и в региональных (у оседлых народов встречается реже, чем у дачевых). Хотя, без сомнения, гены не определяют наборы ценностей, установок, верований, норм и моделей поведения, которыми различаются культуры, но, вероятно, некоторые генетические особенности могут давать вклад в национальный характер. Успехи геномики уже позволили создать новые лекарства, разработать новые методы диагностики наследственных заболеваний и выявления факторов риска развития ряда сердечно-сосудистых, эндокринных, психических, инфекционных и других заболеваний. Фармацевтические компании вкладывают огромные средства в геномные исследования, так как на их основе разрабатываются принципиально новые методы диагностики и лечения.

И хотя каждый человек генетически уникален, знание генетических особенностей этнических групп необходимо для разработки эффективных методов ранней диагностики и мер профилактики заболеваний, в развитии которых имеется генетический компонент (а к таким относится большинство заболеваний — от диабета до неспособности к чтению). Для большинства признаков (особенно поведенческих) природой «предусмотрено» влияние среды. И это может быть использовано обществом — на уровне семьи, социальных институтов, законодательства, развития профилактической медицины и школьных программ — для предотвращения или снижения риска развития возможных заболеваний или антисоциальных проявлений и, что не менее, а быть может и более важно, для создания каждому человеку условий, в которых он может реализовать заложенный в нем природой потенциал для собственного блага и на пользу обществу.

Из статьи Л. А. Животовского «Правнуки и пращуры»//Химия и жизнь. 2002 г.

Мы — представители вида Homo sapiens, широко расселившегося по миру десятки тысяч лет назад. Корни нашего вида уходят в глубины Африки на сотни тысяч лет. За прошедшие тысячелетия в жизни человека произошли колоссальные изменения: однообразная пища сменилась великим разнообразием кулинарных традиций, первые орудия труда — техническими новшествами, грубая одежда — хлопчатобумажными майками и пуховыми куртками, примитивные укрытия — современными постройками, небольшие кочевые племена — государствами и нациями. Несомненно, технические и социальные изменения возвели человека на вершину иерархии живых существ. Однако они же сделали невостребованными у большинства людей те биологические качества, которые были необходимы древнему человеку: физическую силу, способность переносить лишения, необходимость мгновенно решать и так же мгновенно действовать. Современная медицина поднимает на ноги больных, которые не могли бы выжить сами по себе, поддерживает жизнь детей, которым в нецивилизованных условиях грозила бы гибель от наследственных заболеваний, помогает бесплодным парам зачать ребенка. Оказался ли из-за этого человек как биологический вид менее приспособленным, чем был в начале своей истории? Стали ли физические способности отдельного человека ниже, чем у кроманьонца? Содержит ли наш геном больше «плохих» генов, чем их было в геноме наших предков, из-за того, что исчез естественный отбор в популяциях человека, и исчез ли он?

Прежде всего договоримся, что мы будем называть приспособленностью. О преуспевании биологического вида судят по росту его численности, по уровню смертности, по продолжительности жизни. Эти критерии, оставляя в стороне детали, мы и возьмем за основу определения биологической приспособленности.

А теперь напомним, что эволюция любого вида идет не в пустом пространстве, а в некоей среде, которая, в свою очередь, тоже изменяется. Причем эти изменения вызваны не только геологическими и климатическими причинами, но и жизнедеятельностью биологических видов, населяющих данную территорию. Человек не должен быть исключением — его воздействие на среду обитания гораздо сильнее, чем у любого другого вида животных. Несомненно, это воздействие не всегда полезно для самого человека: например, расширяя площадь обрабатываемых или отводимых под иные цели земель, человек уничтожает леса и загрязняет реки, обрекая себя в будущем на решение проблем «зеленого ресурса» и питьевой воды. В то же время создаваемые человеком условия среды обитания способствовали его выживанию. Но так или иначе, в 2002 году мы должны рассматривать приспособленность человека как вида к той среде, которую мы имеем сегодня, и сравнивать ее с приспособленностью, которая была у первобытного человека, скажем, 20 тысяч лет назад, к той среде, в которой он жил тогда. Нет смысла рассуждать о том, что «современный человек не смог бы выжить на первобытной Земле», поскольку первобытной Земли уже нет и не будет.

Эволюция человека разумного за последние десятки тысяч лет была не просто эволюцией биологического вида, но в первую очередь эволюцией мысли и материальной культуры. Человек для выживания пользовался не только своей физической силой и преимуществами группового образа жизни. Новые знания давали человеку новые возможности. Кочующие орды становились оседлыми, переходили от охоты и собирательства к одомашниванию животных и выращиванию растений, открывали новые материалы (бронзу, железо) и новые технологии. Все это лучше обеспечивало человека пищей, делало его более защищенным и в конечном итоге вело к росту численности людей — а это, с точки зрения эволюциониста, показатель возрастающей приспособленности. Но приспособленности к новой, измененной среде.

Теперь — о других показателях приспособленности. Скажем, 20 тысяч лет назад шансы на выживание у ребенка с какими либо врожденным дефектом (например, с вывихом бедра или пороком сердца), конечно же, были существенно ниже, чем у их здоровых сверстников. В отличие от древних времен, современному человеку не мешает выжить, скажем, невозможность быстрого пешего передвижения: сейчас и в селе и в городе существует множество профессий, для которых умение бегать абсолютно не нужно, да к тому же имеются технические средства передвижения. Среди первобытных людей зрелости достигали не все, а до сорока-пятидесяти лет доживали единицы, но совсем не потому, что малая продолжительность жизни была заложена в генах. Дикие звери, раны, недостаток пищи уносили многие жизни задолго до начала старения организма. В процессе технической эволюции, с улучшением условий жизни и развитием медицины, уменьшалась детская смертность и увеличивалась доля людей, доживающих до зрелого возраста. И это тоже говорит о возрастании приспособленности человека как вида — к измененной среде.

Таким образом, если применить данные в начале этого раздела критерии приспособленности, то вывод о биологическом статусе человека окажется прямо противоположным пессимистическому, а именно: человечество как вид процветает. Те, кто не соглашается с подобным выводом и кого тревожит «изнеженность» современного человека, возразят, что человечество вряд ли выживет, если условия обитания нашего вида резко изменятся в худшую сторону, — например, если блага цивилизации, начиная от воды в доме и хлеба в магазине и кончая современной медициной, внезапно исчезнут. В самом деле, хотя на эту тему написано немало фантастических романов, такая возможность не фантастична. Стоит произойти крупной катастрофе в водо- и энергоснабжении, в системе утилизации отходов, как все многомиллионное население крупного города окажется в гибельной ловушке. Ответ на подобное возражение очевиден: внезапное, резкое изменение условий не идет на пользу ни одному биологическому виду, ни одной популяции животных или растений. В такой ситуации удается выжить немногим — индивидуумов, хорошо приспособленных к новым условиям, не может быть много до наступления этих условий, а может и вовсе не оказаться, так что вид просто-напросто вымрет. Все, что можно сказать по этому поводу: не следует допускать резких изменений нашей среды обитания.

Теперь перейдем к следующему вопросу: уступаем ли мы кроманьонцу физически? Можно услышать, что современный человек, выиграв в техническом совершенстве, проиграл в совершенстве собственного организма, что достижения культуры сделали отдельного человека слабым. С этим можно согласиться, но с одной существенной оговоркой: за редкими исключениями врожденных аномалий эту «слабость» вызывают не генетические причины, а лишь то, что, начиная с младенчества, человек растет в более комфортных услових и на его долю не выпадают те физические нагрузки, что были повседневными для первобытного человека. Но если подобным нагрузкам подвергнуть человека современной эпохи, скорее всего, он успешно реализует возможности, заложенные в его геноме, и слабым не будет.

Сказанное позволяет сделать предположение, что вряд ли существуют сколь-нибудь существенные генетические различия между нами и кроманьонцами. Проверить это экспериментально пока что трудно — ДНК в костях древних людей обнаруживается буквально в следовых количествах, ее анализ требует много времени и средств.

Нередко также приходится слышать, что цивилизованная жизнь ведет к генетическому ухудшению человеческого рода из-за отсутствия естественного отбора против «плохих» генов. Аргументы сторонников этой точки зрения мы уже приводили: предоставленный самому себе носитель «плохого» гена умер бы рано, но современная медицина и комфортные условия жизни повышают его шансы прожить долгую жизнь, завести детей и передать им этот ген. Следовательно, таких генов в популяции становится все больше?

Существует такое понятие, как генетический груз, или груз мутаций — наличие в популяции «плохих» вариантов генов, являющихся причинами наследственных болезней. Каждый «плохой» вариант появляется вследствие мутации — «поломки» нормального гена. Такая поломка препятствует синтезу нормально функционирующего белка и тем самым нарушает жизнедеятельность организма. Любой человек получает в наследство от родителей две копии каждого гена: один от матери, а другой от отца. Мутантный ген может передаться ребенку от родителя, но мутация может и возникнуть внезапно в новом поколении.

Каждая из противоборствующих эволюционных сил способна лишь ненамного изменить груз мутаций. Тот генетический груз, что имеется в настоящее время, — результат накопления мутаций в популяциях за многие тысячи поколений, за десятки тысяч лет. Поэтому ослабление естественного отбора в современных популяциях не может привести к сколько-нибудь существенному увеличению груза мутаций даже через столетия. Значимо увеличиться доля таких мутаций может только через многие тысячелетия, да и то если медицина и социальные условия обеспечат полноправное участие таких людей в жизни и воспитании своих детей. Но в таких условиях среды эти мутации перестанут быть генетическим грузом, а перейдут в категорию так называемых нейтральных мутаций, не оказывающих отрицательного влияния на жизнедеятельность! Тем самым мы приходим к выводу, что цивилизованные условия жизни не увеличивают генетический груз человечества.

Теперь зададимся вопросом, а можно ли принимать на веру предположение, что давление естественного отбора в современных популяциях человека стало меньше, чем у наших далеких предков? Тут многое еще неясно. Ведь, например, естественный отбор в виде ранних спонтанных абортов и бесплодия продолжает свое действие и поныне. Несомненно, потеряли свою значимость некоторые факторы отбора, превалировавшие 20 тысяч лет назад — направленные против индивидов с некоторыми физическими и психическими отклонениями. Но вполне возможно, что вступили в действие новые факторы, новые компоненты отбора. Действительно, быть может, способность научиться распознавать следы зверей и ориентироваться в лесу — это нечто иное с точки зрения физиологии мозга, чем умение читать и производить сложные подсчеты — и зависят они от различных генов?

Все сказанное, конечно, касается не только грамотности и умения оперировать абстрактными понятиями. Отличия в требованиях к человеку, предъявляемыми современными условиями жизни, от тех, что были 20 тысяч лет назад, проявляются во многих областях. Скажем, к городским условиям лучше адаптируются люди с определенным типом нервной системы, с определенным темпераментом. Поскольку особенности поведения отчасти определяется генами, то вполне возможно, что естественный отбор как был, так и остался, просто он сменил направление. И потому, быть может, в условиях современной цивилизации начинает идти отбор против мутаций, прежде являвшихся нейтральными? И если это так, то сейчас отбор в целом усиливается по сравнению с той интенсивностью, с какой он шел у наших древних предков.

Но только ли гены ответственны за резкие физические и психические отклонения? В середине ХХ века американский психиатр Сидней Марголин провел социально-психологическое исследование индейцев юта и других племен, обитавших в прериях (это исследование описано в книге Конрада Лоренца «Так называемое зло. К естественной истории агрессии»). Марголин показал, что эти люди, ныне живущие в резервациях, страдают тяжелыми неврозами достоверно чаще, чем какая-либо другая группа людей. По его мнению, это связано с повышенной агрессивностью юта, причем агрессивность, по его мнению, закреплена генетически. Он предположил, что история племени за последние 500 лет со времени открытия Америки была так богата войнами, что создалось сильнейшее селекционное давление, способствующее выживанию наиболее жестоких и склонных к моментальной агрессивной реакции индивидуумов. Но это едва ли не единственный пример направленных генетических изменений у человека, возникших в ходе отбора за исторически короткое время, да и то оппоненты Лоренца подвергают сомнению достоверность данных Марголина. Хотя даже если данные достоверны, можно не согласиться с таким объяснением: ведь оно дано белым человеком — потомком завоевателей, уничтоживших племена индейцев. Агрессивное поведение в данном случае можно объяснить и иначе: реакцией индейцев на условия нынешнего существования в замкнутых резервациях. Индейцам хорошо известно из их мифов, как они привольно жили до вторжения белых. Отсюда и их реакция. Действительно, поместите нормального человека или дикое животное в тесную клетку, выставьте на всеобщее обозрение и посмотрите на его поведение через какое-то время.

Что же из этого следует, если вернуться к вопросу о генетическом грузе и «опасностях» цивилизованной жизни? Когда человек попадает в более жесткие условия, он не может быстро адаптироваться чаще всего не потому, что генетически неспособен выжить в таких условиях, сколько потому, что у него нет необходимых навыков выживания и не у кого их перенять. Утеряны не столько гены, сколько традиции. Причем, если для снижения частоты встречаемости некоего «вредного» гена потребовались бы десятки тысяч лет, то навыки и традиции теряются значительно быстрей — за считанное число поколений.

Теперь подведем итоги. Во-первых, эволюцию человека следует рассматривать как коэволюцию со средой обитания, которая во многом изменяется самим человеком. Во-вторых, приспособленность человека пока что не падает, а растет. Вопрос, ухудшается ли генетическая природа человека от того, что ему обеспечены комфортная жизнь и услуги медицины, имеет только один ответ: «Нет». И, в-третьих, как повышение, так и падение приспособленности у человека теснейшим образом связано с культурной традицией, обучением, с преемственностью — или с ее отсутствием. Вклад этого фактора в способность человека адаптироваться к разным условиям намного превышает влияние генетических особенностей.

Резюме статьи: Е. Я. Тетушкин. Генетика и происхождение «рас» человека//Генетика. 2001 г.

В последние десятилетия утвердилось мнение о научной несостоятельности концепции рас человека, поскольку она не согласуется с данными генетики. Ни одна из расовых классификаций, которые сильно различаются по числу выделяемых рас и их составу, не отражает реального генетического сходства и генеалогии популяций, установленных в результате анализа разнообразия классических маркеров и участков ДНК. Кроме того, было показано, что межконтинентальная («межрасовая») генетическая изменчивость намного меньше внутриполуляционной: первая составляет 7–10% совокупной генетической изменчивости, а вторая — около 85%. Считается, что столь низкий уровень дифференциации региональных групп популяций не соответствует статусу расы и свидетельствует о недавнем происхождении человечества от общей предковой популяции. Исследования различных генетических систем подтверждают последний вывод и опровергают гипотезу региональной непрерывности, согласно которой население отдельных континентов, отождествляемое с большими расами, сформировалось в ходе длительной эволюции от местных разновидностей архаических людей, в частности неандертальцев. Фенотипическое сходство разных, порой неродственных популяций, объединяемых в одну «расу», объясняется сильным давлением естественного отбора, поскольку признаки, называемые расоводиагностическими, находятся на поверхности тела и подвергаются непосредственному воздействию окружающей среды, в первую очередь климата. Недавно было установлено, что большая часть изменчивости важнейшего из этих признаков — пигментации кожи и волос — контролируется всего одним локусом (MC1R), что и обусловливает его высокую эволюционную лабильность. Вероятно, другие признаки, используемые для идентификации «рас», тоже находятся под влиянием главных генов и тоже эволюционно лабильны. Однако несостоятельность существующих расовых классификаций не означает, что они невозможны в принципе. Расхожий аргумент — рас нет, поскольку популяции не разделены генетическими границами, — не выдерживает критики. Политипический вид чаще характеризуется генетической непрерывностью аллопатрических популяций, чем наличием узких генетических границ между ними. Рубежи между расами, как правило, условны и произвольны. Что же касается межгрупповой изменчивости человечества, то она действительно низка, но сравнима с таковой у некоторых видов животных. Никаких препятствий для построения генетической систематики рас человека нет.

Библиография

Бермишева М., Виллемс Р., Хуснутдинова Э. К. Разнообразие гаплогрупп митохондриальной ДНК у народов Волго-Уральского региона России//Молекулярная биология. 2002. № 8.

Боринская С. А., Хуснутдинова Э. К. Этногеномика: История с географией//Человек. 2002. № 1.

Евграфов О. В. Генетическая археология: новый подход к исследованию генетической истории популяций//Доклады Академии наук. 1994. Т. 338. № 6.

Животовский Л. А. Пращуры и правнуки//Химия и жизнь. 2002. № 6.

Лимборская С. А., Хуснутдинова Э. К., Балановская Е. В. Этногеномика и геногеография народов Восточной Европы. М., 2002.

Тетушкин Е. Я. Хронология эволюционной истории человека//Успехи современной биологии. 2000. Т. 120. № 3.

Хуснутдинова Э. К. Молекулярная этногенетика народов Волго-Уральского региона. Уфа,1999.

Cann R.L, Stoneking M, Wilson A. C. Mitochondrial DNA and human evolution//Nature. 1987. № 325.

Cavalli-Sforza L.L, Menozzi P., Piazza A. The History and Geography of Human Genes. Prnceton, 1994.

Feldman M. W., Cavalli-Sforza L.L., Zhivotovsky L. A. On the complexity of cultural transmission and evolution//Complexity: Metaphors, Models, and Reality. Santa Fe, 1994. V. XIX.

Ingman M., Kaessmann H., Paabo S. et al. Mitochondrial genome variation and the origin of modern humans//Nature. 2000. № 408.

Jobling M. A., Tyler-Smith C. Fathers and sons: the Y chromosome and evolution//Elsevier Trends Journal. 1995. V. 11. № 11.

Rosenberg N. A., Pritchard J. K., Zhivotovsky L.A. et al. Genetic structure of human populations//Science. 2002 (subm).

Underhill P. A. et al. Y chromosome sequence variation and the history of human populations//Nature Genet. 2000. № 26.

Zhivotovsky L.A., Feldman M. W. Microsatellite variability and genetic distances//Proc. Natl. Acad. Sci. 1995. V. 17.

Zhivotovsky L.A., Rosenberg N. A., Pritchard J. K. et al. A global picture of ancient expansion of modern humans revealed by a large set of autosomal STRs.//Amer. J. Human Genet. 2002 (subm).

Тема № 224

Эфир 04.03.2003

Хронометраж 51:18

www.ntv.ru

Сайт управляется системой uCoz