Обратная связь
gordon0030@yandex.ru
Александр Гордон
 
  2002/Февраль
 
  Архив выпусков | Участники
 

Виртуальные модели мира

  № 67 Дата выхода в эфир 05.02.2002 Хронометраж 1:16:00
 
Как соотносятся друг с другом мифы, сновидения, компьютерные реальности, измененные состояния сознания? О том, какую роль играет межполушарная асимметрия мозга, размышляют доктор биологических и филологических наук Татьяна Черниговская и кандидат психологических наук Сергей Еникополов.


Обзор темы

Как показали дискуссии последнего времени, само понятие виртуальная реальность весьма размыто и наполняется более или менее обозримым и, как правило, очень отличным содержанием в зависимости от профессиональной ориентации и широты подходов аудитории. Не оставляет нас, однако, смутное ощущение, что это сравнительно новое — под стать концу века — поле вмещает в себя не только своих пра-родителей — компьютерные миры, но и довольно большой набор иных «реальностей», издревле человеку знакомых: сны, мифы, шаманство, игры, многие виды искусства и, наконец, особые состояния сознания, вызываемые различными причинами — от естественных и находящихся в пределах общепринятой данной цивилизацией нормы до патологических, вызываемых болезнью или направленными психическими или химическими воздействиями.

Попытки найти возможные принципы размещения этих реальностей внутри одной парадигмы стали предприниматься только в самое последнее время. Предпринята даже весьма смелая и очень продуктивная попытка классификации, или, может быть, структуризации этого пространства: очерчиваются полюса слабых и сильных виртуальных реальностей, соответствующих большей или меньшей (вплоть до нулевой) степени рефлексии и контроля субъекта над ситуацией. В философском и даже в эволюционном плане сама идея «умножения» миров, почему-то необходимого человеку и совершенно, насколько нам позволяют судить наши знания, неизвестного другим обитателям нашей планеты, является предметом особого разговора. Определенно одно, что стремление к более или менее длительному и «реальному» выходу за пределы собственного «Я», с одной стороны, и за пределы привычного мира — с другой, остается универсальным для детей и взрослых всех культур на протяжении всей известной истории человечества.

В связи с изложенным отдельный интерес, на наш взгляд, представляют данные, полученные за последнее столетие нейронауками и позволяющие нам в известной мере судить о самом материальном субстрате, формирующем наше представление о мире или продуцирующем иные возможные миры. Попытки «узнать устройство мозга», его функции и принципы, еще не так давно интересные только узким специалистам, в последние десятилетия захватили гораздо более широкую аудиторию вплоть до лингвистов, культурологов и семиотиков.

Усилия найти конкретную локализацию высших психических функций в мозгу человека имеют долгую историю, и превалирующие на определенное время парадигмы чередовались в зависимости от состояния научного знания — от узко локализационистских, когда в коре головного мозга находили зоны, обеспечивающие счет в уме или пение, до динамических, когда оказывалось, что во всех сложных функциях участвует чуть ли не весь мозг. В настоящее время, несмотря на огромный накопленный за эти годы надежный фактический материал, ситуация мало прояснилась и вышеупомянутые парадигмы продолжают сосуществовать или чередоваться.

Разумеется, еще большая неопределенность характеризует по-прежнему наши представления о принципах функционирования головного мозга, несмотря на бесспорные прорывы и открытия ХХ века и на все нарастающую изощренность техники функционального мозгового картирования.

И все же, некоторые сведения о мозговой организации сознания могут быть нами использованы в контексте обсуждаемой темы. Прежде всего, это — семиотическая гетерогенность, обеспечиваемая большими полушариями головного мозга, его двойственная природа, возможность дублирования, двоякого прочтения внешней — как, впрочем, и внутренней — информации. Сама структура мозга уже является поставщиком как минимум двух возможных «реальностей» — право- и левополушарной, со своими принципами организации, приоритетами и языком. Таким образом, разные миры даны человеку изначально, и возможно именно эти «альтернативно настроенные» субстраты и провоцируют порождение иных виртуальных пространств. Важно при этом, что правый и левый мозг — соседи и вечные собеседники, Ego и Alter Ego, находящиеся в постоянном диалоге или полилоге, происходящем, впрочем, на неизвестном нам языке Идея «мозгового диалога» подчеркивалась в разное время и в разных контекстах многими авторами: Л. С. Выготским, утверждавшим, что то, что было некогда диалогом между разными людьми, становится диалогом внутри одного мозга; Вяч. Вс. Ивановым, подчеркивавшим, что человеческий мозг, рассматриваемый обычно как явление биологическое, оказывается как бы обществом в миниатюре; В. С. Библером, описывавшим процесс «внутреннего диалогизма» как столкновение радикально различных логик мышления, «Я» рассудочного и «Я» интуитивного; наконец, М. М. Бахтиным, отмечавшим, что событие жизни текста (понимаемого в широком смысле) всегда развивается на рубеже двух сознаний, «диалогические рубежи, — писал он — пересекают все поле живого человеческого мышления».

Ю. М. Лотман, многие годы не перестававший активно развивать идеи диалогизма, прямо проводит параллель между двупролушарной структурой человеческого мозга и культурой, указывая на биполярность как минимальную структуру семиотической организации. Интеллект, по Лотману, возникает тогда, когда есть внутренние неоднородности. Более того, Лотман не без оснований полагает, что в ходе культурного развития внутри индивидуального сознания человека возникают разные психологические личности со всеми сложностями коммуникативной связи между ними. С. Н. Ениколопов, обсуждая индивидуальные картины мира и разводя их на научную и имплицитную (наивную), по сути дела говорит и о внутреннем диалоге (собеседники — те же), о сложности сохранения целостности и баланса внутреннего мира, возможности и невозможности его рефлексии.

Как уже говорилось, важным фактором в ориентировке в реальных или виртуальных пространствах именно и является рефлексия, а значит, в какой-то мере, контроль над ситуацией, возможность «возврата в реальный мир». Как же осуществляется рефлексия правым или левым полушариями мозга, точнее, сознаниями, ими обеспечиваемыми, и есть ли она у обоих? Есть ли вообще возможность рефлектировать на тему этого внутримозгового диалога или, тем более, полилога?

При анализе полученных нами и другими исследователями экспериментальных данных создается впечатление, что рефлексия — вообще результат работы только левополушарных структур. Более того, похоже, что «Я «и вообще способность выделить себя из мира, как фигуру из фона, (или осознать это) — целиком обеспечивается структурами левого полушария. А может быть, правое полушарие в этом смысле не менее развито, но обладает другим языком, не переводимым без существенных потерь на обычный язык? Недаром, столь проницательный мыслитель как Ю. М. Лотман был так увлечен идеей невозможности перевода правополушарного сознания вообще и языка снов — в частности. Думается, что дело в несовместимости левополушарной линейности и, соответственно дискретности, и правополушарной гештальтности, диффузности, расплывчатости, принципиальной метафоричности; языка ассоциаций и аналогий, иносказаний, образов и семиотических мазков, а не пропозиций. Как только мы пытаемся такой перевод осуществить — рушится оригинал.

Значит ли это, что рефлексия, обеспечиваемая левополушарными структурами, — и есть эволюционное приобретение человека, полученное им «в комплекте» с самим левым полушарием, эволюционно более молодым?

Значит ли это, с другой стороны, что более древние правополушарные структуры — атавизм? Нужен ли нам такой «собеседник»?

Во-первых, у нас нет выбора... А во-вторых, множество исследований, проведенных на разнах моделях, на норме и в клинике, на разных популяциях и разными методами ясно доказывают, что роль правого полушария очень велика как в когнитивном, так и в чисто биологическом отношении. Доказанным можно считать и наличие популяционных характеристик, фенотипов полушарного реагирования.

Из эволюционной физиологии известно, что структуры правого полушария — древнее, чем структуры левого. Известно также, что дети гораздо более правополушарны, чем взрослые и левополушарность с возрастом нарастает. Следовательно, фило- и онтогенетическая тендеция имеет вполне определенный вектор. Многими исследователями (особенно в этой связи стоит отметить работы М. Дональда) подчеркивается сдвиг от «сенсорной» к «концептуальной» модели, характеризующей эволюцию сознания от приматов к человеку, как и в культурной эволюции человечества, иными словами — от правополушарной к левополушарной. Развивается эта мысль и в аспекте эволюции человеческих языков: Б. Бишакджаном показано нарастание «левополушарных» черт.

Вспомним в связи с этим подчеркивавшуюся неоднократно Л. С. Выгоским идею постепенного развития мышления ребенка от образных форм к понятийным и замечательные кросс-культурные работы П. Тульвисте. Эти данные в сопоставлении с полученными ранее нами экспериментальными результатами по выявлению роли правого и левого полушарий головного мозга в когнитивной деятельности несомненно свидетельствуют о нарастании левополушарного типа сознания как в онтогенезе, так и в культурной эволюции человечества в целом.

Таким образом, экспериментальные данные указывают на более общие, нежели число языковые, отличия в функциях полушарий, сводя их к различию в когнитивных стилях — как в вербальной так и в иных видах когнитивной деятельности, как например, воприятие сложных зрительных объектов, ритмов, понимание метафор и идиом, решение силлогистических задач, понимание законов сохранения вещества и количества, осознание конвенциональности, произвольности номинации. Яркой визуальной иллюстрацией последнего может служить изящная идея Р. Магритта, неожиданно сходная с условными знаками, используемыми для обучения приматов языку, как и вербальный шедевр Л. Кэрролла:
“...The name of the song is called ‘Haddocks’ Eyes.’”

“Oh, that’s the name of the song, is it?” Alice said, trying to feel interested.

“No, you don’t understand,” the Knight said, looking a little vexed. “That’s what the name is called. The name really is ‘The Aged Aged Man.’”

“Then I ought to have said ‘That’s what the song is called’?” Alice corrected herself.

“No, you oughtn’t: that’s quite another thing! The song is called ‘Ways And Means’: but that's only what it’s called, you know!”

“Well, what is the song, then?” said Alice, who was by this time completely bewildered.

“I was coming to that,” the Knight said. “The song really is ‘A-sitting On A Gate’: and the tune’s my own invention.”
Церебральная асимметрия, характерная в особой мере именно для человека как вида и являющаяся плодом долгой эволюции, оказывается, по всей вероятности, нейрональной основой столь мощной и стремительной культурной эволюции человечества, потребовавшей для этого несопоставимо малые в сравнении с биологическими эволюционными часами времена. Помимо когнитивных преимуществ, как показали, в частности В. Ротенберг и В. Аршавский, существенными являются и адаптационные, роль которых все нарастает в постоянно и ускоренно меняющемся современном мире.

Удивительная прозорливость Джексона, однако, дает нам и предостережение: «Локализовать поражение мозга, расстраивающее речь, — пишет он, — и локализовать функцию речи — две совершенно разные вещи»! Разве не с этим неутешительным фактом столкнулась вооруженная всеми возможными видами мозгового картирования наука на пороге ХХI века?

Анализ литературных данных и результаты собственных экспериментов по изучению специализации полушарий головного мозга человека для высших психических — в том числе и речевых — функций позволяют с уверенностью утверждать, что церебральная асимметрия определяется рядом факторов — биологических, сформировавшихся в филогенезе и формирующихся в онтогенезе, и тех, которые определяются эволюцией социальной. Сотни экспериментальных исследований, проводимых в клинике и на здоровых людях с использованием разнообразных методик — от дихотического и тахистоскопического тестирования до различных видов картирования мозга дают все новые свидетельства базисных различий в полушарно — ориентированных функциях. Наряду с этим, усложнение техники и методических разработок парадоксально приводит к тому, что экспериментальные данные становятся все более сложными для интерпретации именно с точки зрения описания их как специфически человеческих характеристик.

Привлекаются генетические сведения, морфометрические измерения, данные нейрохимии. Параллельно нарастает и осознание необходимости привлечения знаний, накопленных в науках, традиционно занимающихся собственно антропологическими исследованиями — лингвистикой, когнитивной, кросскультурной и нейро-психологией, такими аспектами искусственного интеллекта как моделирование когнитивных и сенсорных функций, формирование и извлечение знаний. Наши исследования свидетельствуют, что не только организация экспериментальной процедуры и тестового материала, но обработка и интерпретация данных кардинально зависит от учета целой парадигмы широкого характеристик — от пола и эндокринного статуса испытуемого до когнитивного стиля, знания языков и принадлежности к определенному типу культуры. Подобно тому, как эволюционное нарастание различного вида асимметрий в животном мире обеспечивало все большую адаптацию организма к внешней среде, эволюционный процесс, сформировавший асимметрию церебральных функций, обеспечил появление столь кардинальной видовой характеристики человека как речь и стремительное усложнение когнитивных возможностей. Роль церебральной асимметрии в адаптации к антропогенным факторам, связанным с усложняющейся физической и информационной средой, трудно переоценить.

Итак, современный психически здоровый и ненаркотизированный человек уже только благодаря своему биологическому устройству постоянно оперирует как минимум с двумя мирами; оба они, как это ни парадоксально, являются, при этом, виртуальными реальностями, и только некий их синтез дает то, что мы считаем реальностью настоящей. Можно спорить, именно ли с двумя разными мирами мы имеем дело в этом случае, или с разными языками описания. Бесспорно то, что правое и левое полушария головного мозга демонстрируют нам разные семиотические системы, гетерогенность сознания, заложенную уже в самом мозгу. Мыслительный процесс — игра этих систем, постоянные попытки перевода с языка на язык, попытки как бы «осмотреть» объект с разных сторон, в разных проекциях и с разной степенью разрешения.

Возможно, бесконечная «продукция иных миров», демонстрируемая культурной историей человечества — есть стремление достичь той же цели? Удастся ли нам когда-либо теоретически описать эти миры, законы гармонии и дисгармонии в полифонии мозга как некоторое отражение законов не только психических, но межличностных и социальных? Ведь и для этого нужно выйти за пределы определенного сознания, то есть, в известном смысле, посмотреть «сюда» из виртуального пространства. Но в процессе таких переходов и с накоплением все нового когнитивного опыта — меняется и сам человек (ср. в этой связи рассуждения В. Ф. Петренко и M. Donald’a. Или — как всегда — правы Алиса и М. Мамардашвили: «чем дальше, тем страньше» и «знание... мешает нам видеть видимое»? Удастся ли нам, к примеру, восстановить стремительно распавшийся в октябре семнадцатого года треугольник Фреге? Преодолеем ли мы обозначенную Мамардашвили антропологическую катастрофу или окончательно дорастем до последних людей, которые «уже и знать не знают, что такое звезда, и презирать себя не могут, и приговаривают: мы счастливы, мы счастливы, и продмигивают» и которым уж никакие иные миры более не нужны, ибо они и так заблудились...


Библиография

Аршавский В. В. Различные модели мира в свете полиморфизма типов полушарного реагирования/Модели мира. М., 1977.

Балонов Л. Я., Деглин В. Л., Черниговская Т. В. Функциональная асимметрия мозга в организации речевой деятельности/Сенсорные системы. Сенсорные процессы асимметрии полушарий. Л., 1985.

Ениколопов С. Н. Три образующие картины мира/Модели мира. М., 1977.

Деглин В. Л., Балонов Л. Я, Долинина И. Б. Язык и функциональная асимметрия мозга/Ученые записки Тартуского Университета: Труды по знаковым системам. Тарту, 1983. Вып. 16.

Лотман Ю. М. O семиосфере/Ученые записки Тартуского Университета: Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. Вып. 17.

Иванов Вяч. Вс. Чет и нечет. Асимметрия мозга и знаковых систем. М., 1978

Поспелов Д. А. Знания и шкалы в модели мира/Модели мира. М., 1977.

Тульвисте П. Культурно-историческое развитие вербального мышления. Таллинн, 1988.

Черниговская Т. В., Деглин В. Л. Проблема внутреннего диалогизма: нейрофизиологическое исследование языковой компетенции/Ученые записки Тартуского Университета: Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. Вып. 17.

Chernigovskaya T. V., Deglin V. L. Brain functional asymmetry and neural organization of linguistic competence//Brain and Language. 1986. V. 29. № 1.

Chernigovskaya T. Polyphonic Communication Within the Human Brain: A Neurosemiotic Approach//4th Binnaual Congress of the NASS. Imatra, Finland, 1996. Chernigovskaya T. Neurosemiotic Approach to Cognitive Functions//SEMIOTICA: Journal of the International Association for Semiotic Studies. 1999. V. 127. № 1 (4).

Davidson R., K. Hugdahl (eds.) Brain Asymmetry. Сambr. (Mass), 1995.

Paradis M. Selective deficit in one language is not a demonstration of different anatomical representation//Brain and Language. 1996. 54. № 1.

Rotenberg V. S., Arshavsky V. V. Right and left brain hemisphere activation in the representatives of two different cultures//Homeostasis. 1997. V. 38. № 2.

Sperry R. W. Cerebral organization and behavior//Science. 1961. V. 133.


Тема № 67

Эфир 05.02.2002

Хронометраж 1:16:00


НТВwww.ntv.ru
 
© ОАО «Телекомпания НТВ». Все права защищены.
Создание сайта «НТВ-Дизайн».


Сайт управляется системой uCoz