Бред величия

gordon0030@yandex.ru

Архив выпусков | Участники

↓№ 22↑

18.10.2001 Хронометраж

1:26:00

Иерусалимский психиатр Иосиф Зислин и филолог Вадим Руднев о симптомах и протекании психических болезней.

Материалы к программе

Мегаломания — в узком смысле синоним бреда величия, системы бредовых представлений у больных шизофренией, прогрессивным параличом и маниакально-депрессивным психозом (в маниакальной фазе). Ядром бреда величия является отождествление больным своей личности с личностью какого-либо великого человека или бога (экстраективная идентификация) — Наполеоном, Цезарем, Иисусом Христом, Магометом, испанским королем.

В широком смысле М. — это патологическое, но не обязательно бредовое и не всегда неадекватное представление человека о собственном величии, могуществе и значимости, связанное с нарциссической структурой его личности. В этом широком смысле мегаломанами были Маяковский, Уолт Уитмен, Велимир Хлебников (называвший себя Председателем земного шара). Сальвадор Дали. М. характерна для полководцев, завоевателей, политических деятелей, особенно при тоталитаризме, когда патологические черты личности не ограничиваются социальными рамками. В разной мере и степени мегаломанами можно считать Чингисхана, почти всех римских императоров (особенно Августа, Тиберия, Нерона, Калигулу), разумеется, Наполеона (выражения «Я — Наполеон, «Мы все глядим в Наполеоны» — стали нарицательным бытовым выражением представлений о М.), Гитлера, Мао Цзэ Дуна, Ким Ир Сена, Сталина (ср. его официальные характеристики — гений всех времен и народов, корифей всех наук). В узком смысле из великих людей мегаломаном был прежде всего Фридрих Ницше (возможно, страдавший прогрессивным параличом).

Бред величия был выделен в качестве практически обязательного симптома при экспансивной (маниакальной) форме прогрессивного паралича, психического заболевания, возникающего в качестве последней стадии сифилиса. Клиническое изучение прогрессивного паралича считается в истории психиатрии заслугой одного из основателей европейской клинической психиатрии Жана Эскироля (речь идет о начале XIX века).

Принято различать три стадии хронического бреда: паранойяльную, параноидную и парафренную. Для паранойяльной стадии характерен бред отношения, суть которого состоит в том, что больному кажется, что в вся окружающая действительность имеет непосредственное отношение к нему.

На параноидной стадии бред отношения перерастает в бред преследования. Психологическая мотивировка этого перехода достаточно прозрачна. «Если все обращают на меня внимание, следят за мной, говорят обо мне, значит, им что-то от меня нужно, значит, меня хотят в чем-то уличить, возможно, убить и т. д.». На стадии бреда преследования нарастает аутизация мышления, но внешний мир еще каким-то образом существует, однако это настолько враждебный, страшный, преследующий мир, что лучше, чтобы его вовсе не было. Чем мотивируется переход от идеи преследования к идее величия? Больной как бы задает себе вопрос: «За что меня преследуют?» Он рассуждает так. «Меня преследуют потому, что я так значителен, так велик, меня преследуют, как всегда преследуют гениев, великих людей, как преследовали фарисеи Иисуса Христа, как преследовали политические враги Цезаря или Наполеона, как преследуют бездарные критики великого писателя. Значит, я и есть великий человек, Иисус, Наполеон, Достоевский». И в тот момент, когда эта идея заполняет сознание, бред преследования сменяется бредом величия. Ничего, что за это надо расплатится полной утратой хоть каких-то проблесков представлений о реальном мире. Не жалко такого мира, раз он так враждебен и так ничтожен по сравнению со «Мной».

Разберем конкретный клинический пример бреда величия. В «Случае доктора Йозефа Менделя», описанном Ясперсом, больной обладал утонченным интеллектом. Будучи юристом, он увлекся философией, читал Кьеркегора, Больцано, Рикерта, Гуссерля и Бренатно. Суть его бредового сюжета заключался в том, что он должен был каким-то образом освободить человечество, наделить его бессмертием. С этой целью Верховный, Старый Бог сделал его Новым Богом и для придания ему силы он вселил в его тело тела всех великих людей и богов. Это вселение и было кульминацией психотической драмы:

«Сначала для увеличения его силы Бог переселился в него и вместе с ним весь сверхъестественный мир. Он чувствовал, как Бог проникал в него через ноги. Его ноги охватил зуд. Его мать переселилась. Все гении переселились. Один за другим. Каждый раз он чувствовал на своем собственном лице определенное выражение и по нему узнавал того, кто переселялся в него. Так, он почувствовал, как его лицо приняло выражение лица Достоевского, затем Бонапарта. Одновременно с этим он чувствовал всю их энергию и силу. Пришли Д’Аннунцио, Граббе, Платон. Они маршировали шаг за шагом, как солдаты. <...>. Но Будда не был еще внутри него. Сейчас должна была начаться борьба. Он закричал: „Открыто!“ Тотчас же он услышал, как одна из дверей палаты открылась под ударами топора. Появился Будда. Момент „борьбы или переселения“ длился недолго. Будда переселился в него».

Настоящий случай интересен тем, что он как бы приоткрывает механизм возникновения величия или, по крайней мере, один из возможных механизмов — представление о чисто физическом «переселении» в тело больного тел великих людей и Богов, чтобы потом можно было сказать «Я — такой-то».

Отметим также еще два важных момента. Первый заключается в том, что, несмотря на то, что благодаря двойной ориентации больной, по-видимому, сохранял сознание своего «Я», его уникальности, вероятно, понимая, что несмотря на все переселения он остается доктором Йозефом Менделем, пусть даже ему приходится выступать в роли «Нового Бога», несмотря на это, даже в еще большей степени, больной отождествляет свое тело и свое «Я» с телами и «Я» (сознаниями) всех переселившихся в него людей и всей вселенной:

«При всех этих процессах, — пишет Ясперс, — его „Я“ больше не было личным „Я“, но „Я“ было наполнено все вселенной. <...> Его „Я“ было здесь, как прежде, не индивидуальным „Я“, но „Я“ = все, что во мне, весь мир».

Все это напоминает знаменитый «случай Шребера», бредовую систему дрезденского сенатского президента, описавшего и опубликовавшего свою бредовую концепцию («Мемуары нервнобольного», 1903), которая много раз анализировалась психиатрами и психоаналитиками, начиная с самого Фрейда. Одним из ключевых положений системы Шребера, который так же вступал в чрезвычайно тесные и запутанные отношения с Богом, заключалось в том, что Бог очень плохо разбирается человеческих делах, в частности, не понимает человеческого языка. Шребер был посредником между Богом и людьми. В сущности, в его системе, которая была настолько сложной, что ее невозможно подвести под какую бы то ни было классификацию, основной мегаломанический компонент заключался в том, что Шребер считал себя единственным человеком, оставшимся в живых для того, чтобы вести переговоры с Богом, тогда как все другие люди были мертвы. Он должен был спасти человечество. Для этого ему было необходимо превратиться в женщину (то есть пожертвовать своей идентичностью), чтобы стать женой Бога (в этом, собственно и был своеобразный элемент величия в системе Шребера.

И второй характерный момент, заключающийся в том, что бредовые пространственные перемещения Шребера позволяют сказать, что его тело, как и тело «стандартного мегаломана», становится равным вселенной. Это замечает Элиас Канетти в своей книге «Масса и власть», говоря о Шребере, что «в космосе, как и в вечности, он чувствует себя, как дома. Некоторые созвездия и отдельные звезды: Кассиопея, Вега, Капелла, Плеяды — ему особенно по душе, он говорит о них так, как будто это автобусные остановки за углом. <...> Его зачаровывает величина пространства, он хочет быть таким же огромным, покрыть его целиком. <...> О своем теле Шребер пишет так, как будто это мировое тело».

Почему же так важно, что при бреде величия тело больного воспринимается им как равное вселенной? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо ответить сначала на другой: почему бред величия всегда предшествует слабоумию, почему он так тесно связан со слабоумием?

Движение от бреда отношения к бреду величия и последующему слабоумию можно рассматривать как инволюцию личности, поэтому выражение «впасть в детство» в качестве синонима слабоумия является неслучайным. Но если так, если шизофреник движется в своем «развитии» в обратную сторону, то аналог «величия» должен отыскаться в каких-то феноменах раннего детства. Это безусловно так и есть. Речь идет о феномене «всемогущества» младенца, о котором впервые ярко написал ученик Фрейда Шандор Ференци.

На нарциссической стадии развития «Я» ребенка становится грандиозным (мегаломаническим) благодаря архаическому отождествлению с фигурой всемогущего я-объекта (отца, старшего брата). При нарциссической патологии или акцентуации, вторичном нарциссизме, который может перерождаться в «злокачественный нарциссизм» пограничного или психотического уровня, это грандиозное Я, «подпитанное» идентификацией с всемогущим я-объектом, реактивируется и в случае бреда величия проявляется в виде экстраективной идентификации, которая, является не чем иным, как репродукцией этого самого первичного отождествления с всемогущим я-объектом.

Вот почему наиболее обычный преэдипальный вариант этого отождествления — сын отождествляет себя с всемогущественным отцом — проигрывается вновь в мегаломаническом сюжете как динамика отождествлений и взаимоотношений старших и младших богов, как мы это видели при рассмотрении случаев Йозефа Менделя и Даниеля Шребера.

Отсюда прозрачной становится соотнесенность мегаломанического сюжета с мифологическими первосюжетами о чудесном рождении героя с мегаломаническим сюжетом высокого происхождения.

Вспомним также характерное для рассмотренных случаев представление о теле мегаломана как о мировом теле, то есть репродукции мифологической идеи тождества микрокосма и макрокосма.

С какой мифологической традицией можно соотнести бред величия, учитывая то, что мы знаем о его нарциссических архаических основах?

Космогоничность разобранных выше примеров позволяет связать мегаломанический сюжет с телом, отождествляемым со всеми великими людьми и всей вселенной, с проигрыванием сюжета первотворения, и, соответственно, мегаломаническое «грандиозное тело», равное всей вселенной, — с телом Первочеловека, из которого творится макрокосм, телом, которое отдается в жертву сотворяемому миру и из которого, собственно, этот мир и творится.

Логика этого отождествления следующая: мегаломан в «идеале» в своей экстраективной идентификации это Бог, но, как мы видели из наших примеров, не Верховный Бог, а скорее младший Бог, Бог-сын. И в этом смысле его задача либо просто осуществить волю Верховного Бога (как в случае доктора Менделя), либо исправить его ошибки (как в случае президента Шребера). Эта задача, в сущности, и сводится к тому, чтобы создать некий новый мир, новую вселенную, потому что мегаломан и в бредовом, и в объективном смысле остается совершенно один. В бредовом смысле все человечество погибло, в объективном смысле он коммуникативно отрезан от реальных объектных отношениях. Кроме него в мире никого нет (это, кстати, одна из возможных мотивировок прекращения бреда преследования — преследовать мегаломана больше некому). Есть только Старый Бог, который уже плохо соображает или даже уже вообще умер (как в мегалогманическом проекте Ницше, о котором см. ниже). Поэтому единственное спасение — и у мегаломана есть для этого ресурсы: ресурсы его бредового величия и всемогущества — это создать мир заново, пожертвовать себя миру, как и должен поступать младший бог, бог-сын христианской традиции, умирающий и воскресающий бог архаического мифа. И мегаломан создает бредовую новую вселенную практически в прямом смысле «из себя», из своего экстраективно-бредового тела, уподобляясь в этом Первочеловеку. Ср. как пишет об этом В. Н. Топоров:

«Первочеловек — космическое тело, в мифопоэтических и религиозных традициях антропоморфизированная модель мира. В основе этого образа лежит представление о происхождении вселенной из тела первочеловека, объясняющее характерный для мифопоэтической картины мироздания параллелизм между микрокосмом и макрокосмом, их изоморфизм, однородность. Иногда в космологических текстах говорится о том, что члены тела первочеловека создаются из соответствующих частей вселенной, но чаще человеческое тело выступает как первичное и исходное, а космическое устройство как вторичное и производное. В раввинистической литературе Адам изображается как Первочеловек огромных размеров: в момент сотворения его тело простиралось от земли до неба, заполняя собою всю землю».

Здесь уместно вспомнить также архаические представления, связанные с культом умирающего и воскресающего бога (Осириса, Диониса, Фаммуза), архаического варианта мифа о Первотворении и Первочеловеке. Здесь также имеется диалектика смерти и воскресения, соотнесенная с диалектикой величия и преследования и, более того, актуализации этих представлений, позволяет уяснить мифологическую мотивировку и увязку этой соотнесенности: бога-мегаломана, тело которого соотносится с телом вселенной, в частности, в растительном, аграрном варианте этого представления, преследуют, чтобы умертвить, принести в жертву, чтобы он потом воскрес во все величии, соотнесенном с величием обновленного в природном круговороте мира, поэтому столь обычным в мегаломаническом мире оказывается сюжет отождествления с Христом как позднейшим отголоском культа умирающего и воскресающего страдающего бога и отсюда противопоставления Отца, Верховного (старого) Бога Богу-сыну, страдальцу, избраннику и жертве, то есть самому больному.

В этой связи нельзя напоследок не упомянуть фигуру Ницше, жизненный проект которого превратил бред величия в один из устойчивых культурных паттернов начала ХХ века. Здесь и очевидный акцентуированный нарциссизм, и культ умирающего и воскресающего Диониса, антиэтика грандиозности и христоборчества и клинический бред величия с экстраективной идентификацией, с Христом, Антихритом и Дионисом. В момент начала острого психоза в 1889 году Ницше подписывал открытки, посылаемые разным людям, либо «Дионис» либо «Распятый». Идеи величия в явном виде имеются уже в последнем трактате «Esse homo» («Се, человек!» — слова, сказанные Пилатом об Иисусе [Иоанн 19, 5]): Ницше называет себя самым мудрым, свои книги самыми великими, отождествляет себя со своим отцом, говорит что при встрече с ним «лицо каждого человека проясняется и добреет», называет себя Антихристом и Дионисом.

Культурная важность мегаломанического проекта Ницше как в его конструктивных проявлениях (ницшеанство как философская и этическая система, актуальная множества людей начала ХХ века), так и глубоко печальных (соотнесенность идеи сверхчеловека с нацистской идеологией) лишний раз подтверждает огромную культурологическую значимость этого феномена.

Библиография

Блейлер Э. Руководство по сихиатрии. М., 1993.

Блейлер Э. Аутистическое мышление/Блейлер Э. Аффективность, внушение, паранойя. М., 2001.

Зислин И., Куперман В. К структурному анализу бреда//Солнечное сплетение, Иерусалим, 2001. № 18.

Канетти Э. Масса и власть. М., 1997.

Кандинский В. Х. О псевдогаллюцинациях. М., 1952.

Ницше Ф. Соч: В 2 т. М., 1990. Т. 2.

Руднев В. П. Бред величия: Об экстраективной идентификации//Независимый психиатрический журнал. 2001. № 3.

Рыбальский И. М. Бред: Систематика, семиотика, нозологическая принадлежность бредовых, навязчивых, сверхценных идей. М., 1993.

Сосланд А. Фундаментальная структура психотерапевтического метода. М., 1999.

Сосланд А. Что годится для бреда?//Московский психотерапевтический журнал. 2001. № 2.

Топоров В. Н. Первочеловек/мифы народов мира. М., 2000. Т. 2

Ясперс К. Собр. соч. по психопатологии. М., 1996. Т. 2.

Freud S. Psychoanalytic notes on an autobiographical account of a case of paranoia (dementia paranoides)//Freud S. Case Histories. II. N.-Y., 1981.

Freud S. The Loss of reality in neurosis and psychosis//Freud S. On psychopathology. N.-Y., 1981.

Kohut H. The Analysis of Self: A Systematic approach to the psychoanalytic treatment of narcissistic personality disorders. N.-Y., 1971.

Тема № 22

Эфир 18.10.2001

Хронометраж 1:26:00

www.ntv.ru

Сайт управляется системой uCoz