Обратная связь
gordon0030@yandex.ru
Александр Гордон
 
  2001/Ноябрь
 
  Архив выпусков | Участники
 

Нулевой меридиан

  № 39 Дата выхода в эфир 26.11.2001 Хронометраж 30:00
 
О пространстве и власти и об исчерпанности географии — кандидат географических наук Дмитрий Замятин и главный редактор «Путевого журнала» Андрей Балдин.

Обзор темы

Предлагаемая тема имеет отношение к метагеографии — области предельных понятий, основоположений географии, имеющих сверх-географический смысл. Метагеография в этом смысле смыкается с сакральной географией, геомифографией и геополитикой. Тема большого меридиана также является сейчас политически актуальной, так как касается, в частности, фундаментальных отношений Ближнего Востока, Европы, Америки и России, а также Римского и Византийского наследия.

«Большой» или «нулевой» меридиан — идеальная черта или ось, делящая географическую карту мира на две взаимодополнительные полусферы. В рамках наиболее активного и популярного сейчас «западного» проекта большим меридианом является так называемый Гринвичский меридиан, проходящий через английский Гринвич. Большой меридиан помещается таким образом внутрь западного мира и разделяет «Старый свет» — Западную Европу и «Новый свет» — Америку. Между тем с более традиционной точки зрения, для которой определяющее значение имеет во-первых Христианство, а во вторых наследие Рима, Большой меридиан проходит примерно через Константинополь, деля мир на Восточную и Западную части. Исторически с большой долей вероятности может быть показано, что «гринвичский меридиан» является своего рода проекцией изначального «константинопольского меридиана», также как Лондон в XVI веке мыслился как своего рода второй Константинополь.

В то же время, хотя и репрессированный, но изначальный и прототипический меридиан (в этом отношении сходный с прототипическими центрами, такими как Иерусалим, Рим и Троя) до сих пор сохраняет огромную силу притяжения даже и для западного человека. Не случайно он оказывается в центре различных конфликтов и конкурирующих цивилизационных проектов вплоть до наших дней.

Другим важным аспектом является связь темы Большого меридиана с проблематикой различных географических лимитрофов, границ и терминов (то есть межующих и ограничивающих линий).

Наконец при обсуждении метагеографической тематики надо иметь в виду важный с методологической и духовной точек зрения вопрос о географическом детерминизме. Этот вопрос затронут в начале статьи Д. Н. Замятина, помещенной в Приложении № 2. Определяют ли материально-географические реалии (климат, различия по типу: горы-равнина, континент-океан и т. д.) душевно-духовные, в том числе религиозные и политические, реалии и в какой степени? Классическая немецкая географическая школа XIX века во многом склонялась к достаточно простому варианту географического детерминизма, объясняя, например, исторический характер древних греков уникальными климатическими условиями Эллады. Более сложного развития такая точка зрения достигла в классических западных работах по геополитике, например, у англичанина Хэлфорда Макиндера или немца Карла Хаусхофера. В рамках этих концепций спиритуализированные географические сущности реально определяют политическую историю.

В русской традиции крупнейшие мыслители, затрагивавшие мета-геаграфическую тематику всегда стремились к преодолению географического детерминизма. Еще А. С. Хомяков выступал в своем гигантском историософском труде «Семирамида» с резкой критикой немецких географов детерминистов. Даже «евразиец» Петр Савицкий в некоторых отношениях близкий к немецким геополитикам отчетливо противопоставляет им свою позицию именно в этом вопросе. Работы Балдина, в частности, можно рассматривать в рамках этой традиции. В статьях о Большом меридиане и географике он, возможно, обнаруживает некоторые из тех символических и смысловых структур, которые определяют географические и геополитические реалии. В каком-то смысле географ и картограф подобен древнеримскому жрецу-землемеру, разделяющему землю на центурии (геометрическая сетка с квадратными ячейками, ориентированными по сторонам света) по образу, установленному Юпитером.

Приложение № 1.

Андрей Балдин

ОСНОВАНИЕ ГЕОГРАФИКИ

500-летию плавания Америго Веспуччи)

Флорентиец Америго Веспуччи не изобретал географики. Но он, несомненно, участвовал в становлении этой раздвигающей горизонт дисциплины. Он путешествовал по морю и одновременно, острием карандаша, по бумаге (ровно расстеленной карте). Карту Веспуччи рассматривал как сумму: строгого чертежа и зыбкой поверхности Земли. Чертеж подстилал поверхность Земли, проступал сквозь хаотическую вязь рек и пунктир дорог — следование ему придавало путешествию смысл. При этом важнее всего было обнаружить точку равновесия чертежа и карты, некий общий знак, графический пароль, открывающий карту, как дверцу. Искомый знак указывал на присутствие высшего закона в строении «отворяющей зев ойкумены».

Географикой были увлечены еще финикийцы. Берег древней Финикии рисует на карте вертикальную, восходящую на север черту; солнце переваливается через нее, как волан через сетку. Справа от сетки, на востоке, находится страна рассвета — финикийцы называли ее «ашу», теперь это Азия. Слева — море, область заката, «эбур», Европа. Берег стал для них нулевым меридианом. Это была их эмблема, ось равновесия, подобие корабельной мачты, которая помогала финикийцам — первым путешественникам древности — сохранять устойчивость в дальнем странствии.

Их ровно отчеркнутый берег (первый штрих, ось Y на будущем Чертеже) обозначил границу, на которой началось соревнование европейского и азиатского миров. Стороны заняли полярные позиции, что заметно по одному уже направлению письма: к западу от финикийской вертикали пишут слева направо, на востоке — наоборот (словно буквы на бумаге стремятся вернуться к нулевой, стартовой отметке).

В этом соревновании, перетягивании Слова через меридиан, началось строительство регулярного мира. Во все стороны от игрового поля пролегли новые оси и сгибы карты, поднялись грани, сложились углы. В углах, в остриях осей, на ступенях Большого Макета помещали себя Египет, Греция, Италия — и далее без конца. Замечательно то, что ни одна из этих стран не мыслила себя простым протяжением земли, но находила в своих очертаниях больший смысл. Рим, оседлавший Апеннинский полуостров, полагал его именно ступенью — лестницы, идущей с востока на запад, взойдя по которой «путник догонит Солнце». Старт путника предполагался в той же Финикии, или, на выбор, — Элладе, Трое, позже в Святой Земле.

Разумеется, Веспуччи не был первопроходцем на этом поле. Он был одним из тех, кто свернул карту в кокон — с того момента она приобрела объем. В наши дни его картонной модели (в месте склейки по ту сторону Атлантики был обнаружен новый материк) исполняется пятьсот лет.

В мае 1499 года корабли под командой адмирала Алонсо Охеды вышли из Пуэрто-де-Санта-Мария близ Кадиса и взяли курс на запад. Там, за стеною океана, по расчетам ученых, мысленно уже обогнувших земной шар, находилось восточное побережье Азии. Веспуччи участвовал в экспедиции в качестве главного кормчего (здесь в значении: штурман) и космографа. Спустя 24 дня они пересекли Атлантику — Море Мрака — и вышли к берегам предполагаемой «Азии», на 3-м градусе северной широты. Так в построении Веспуччи появилась несущая горизонталь, ось «икс», пояс, готовый замкнуться на талии Земли.

Вскоре он вновь отправляется на запад. Достигнув «азиатского» берега, его экспедиция поворачивает и идет на юг, до 23-го градуса южной широты. Здесь путешественники рассчитывают обнаружить таинственную Каттигару — город, который на карте Птолемея был крайней юго-восточной точкой Азии. За ней, по мнению древних, свет земной не имел силы и открывался провал в ночное Ничто. Веспуччи подобрался к этой точке с «изнанки» карты. Однако вместо ожидаемого поворота в сторону Индии «азиатский» берег тянулся все далее на юг. Но в то время было уже известно, что так далеко на юг Азия не простирается. Стало быть, это была уже не Азия, а новый, расстеленный для метагеографических упражнений материк.

Недоброжелатели утверждают: Америго попросту узурпировал открытие Колумба, который за несколько лет до того склонялся к выводу, что сумма открытых им на западе земель, островов и незамкнутых отрезков берега есть не Азия, но иная часть света, подобие Атлантиды. К тому же известно, что еще в 1493–1498 годах, будучи в Севилье, Веспуччи участвовал в подготовке второй и третьей экспедиций Колумба и, несомненно, с ним общался, уясняя координаты и направление запредельного маршрута. В самом деле налицо некое преследование: Веспуччи шел по стопам Колумба.

Однако цели его были иными — замкнуть периметр, «застегнуть пояс». Мысль о «застежке» явилась ему в узком проливе между островом Св. Троицы (Тринидадом) и материком, там, где море ревет между острых, точно акульи зубы, скал. Колумб, побывавший здесь чуть раньше, назвал начало и конец пролива Пастью Дракона и Пастью Змеи. Записав в дневнике о «застежке», Веспуччи ставит рядом знак OVO. Здесь этот знак более всего интересен.

Объяснений у знака множество. Ключ, застежка, «флорентийское яйцо», о котором чуть ниже. На языке географики символ OVO еще со времен романских означал отношение двух половин Римской империи, западной и восточной (сейчас в рисунке OVO видится прообраз современной карты полушарий). Апофеоз симметрии: два Рима — два «О» — были взвешены как на весах. Правда, к XV веку правое «О», отверстие Византии, значительно сузилось, сошлось в точку. Константинополь осадили турки-османы. Мировые часы пошатнулись, грозя обвалом.

В тот момент Флоренция выдвинула себя в качестве нового мирового балансира. Здесь явилась идея Унии, воссоединения — слияния в общий круг — всех христианских церквей. Флоренция стремилась стать центром круга, точкой, в которую следовало поместить иглу макроциркуля. Она добилась своего: союз церквей был заключен в ее стенах в 1439 году.

Новый круг готов был одеться скорлупою, точно содержащее плазму истинной веры «яйцо будущего мира». Здесь и скрыт флорентийский секрет. Дело в том, что городская республика еще со времен готических полагала себя началом, «яйцом (ovum) нового мира». Таким был ее девиз, транспарант, вышитый на лиловых знаменах. В основе его лежал принцип объединения свободных (приобщенных к большему пространству) граждан; крепостное право было отменено здесь еще в 1289 году. От этого момента, по мнению здешних патриотов, среди которых громче остальных звучал голос Данте, свободы республиканские должны были распространиться от стен Флоренции, как от источника света, буквально: от яйца — «ab ovo». Флорентийская Уния позволяла реализовать старинный девиз, насытив его новым содержанием.

Однако новая эпоха внесла еще одну, самую существенную поправку. Исходный овал насытился пространством: круг обратился в сферу. Филиппо Брунеллески, знаменитый архитектор, математик и составитель шарад, так воплотил городской девиз. Сооружая в 1430-х годах новый купол над собором Санта-Мария-дель-Фьоре, он поднял над городом грандиозное яйцо. Это было решительное пробуждение формы, спящей со времен античных, и одновременно обещание будущего, запечатанного под сводом купола, словно в яичной скорлупе. Готический, плоский пейзаж был смят, как платок. Все подавляло вылезшее из его руин безразмерное «О».

Иные толкователи, смягчая метафору, говорят о сходстве купола с цветочным бутоном (Флоренция по-латыни «цветущая»); бутон, проросший из стен собора, готов был раскрыться по меридианам. Так была воплощена мечта гуманистов о глобусе, фигуре переполненной, начиненной до отказа пространством. Определение верное, прибавляющее простора вне и внутри сорокаметрового суперкупола. Но это позднейшее сравнение, к тому же оскопленное цензурой. (Брунеллески в своих шарадах был куда откровеннее. С его легкой руки в каждой флорентийской школе и в доме дядюшки Антонио, где юный Америго брал уроки, знак OVO читался в одном-единственном значении: мужские гениталии en face.) Так или иначе, энергия Возрождения нашла себе выход. Прежняя, двумерная карта была прорвана.

В 1453 году Царьград пал. Уния не сохранила церковного единства. Симметрия карты — формула OVO — была нарушена. И неизбежно эта карта начала поиски нового равновесия: того требовал принцип перекрестка, равноотверстого во все стороны света.

Восток для католического Рима был потерян — вектор поиска новых пространств направлен на запад.

Таким был фон, на котором Веспуччи принялся растить свою сферу.

Он родился 9 марта 1454 года, когда европейский мир ходил ходуном, и, может быть, поэтому знак OVO — знак равновесия — был впоследствии прочитан Америго как личный, сокровенный шифр.

Во-первых, средняя буква — V, поставленная (каким дальновидным каллиграфом?) в начало его фамилии.

Во-вторых, происхождение: предки матери Веспуччи были венецианцы. Венеция — еще одно заглавное «V», еще одни «весы»: торговля Запада с Византией на протяжении Средних веков шла через Венецию. Когда Веспуччи обнаружил на побережье «Западной Индии» обширную лагуну — вокруг воды стояли лачуги индейцев на сваях, — воспоминания посетили его. Лагуна была отражением водного зеркала Венеции, проекцией города на противоположную сторону земной сферы. Он назвал это место «маленькой Венецией», по-испански — Венесуэлой.

Венесуэльская лагуна теперь известна как озеро Маракайбо. Здесь круглый год сверкают молнии, беззвучно, без грозы — полагают, что под озером проходит разлом, завязавший в узел электрическое и магнитное поля. Географикой здесь очерчена впадина (погруженное в воду «V»), зеркальное отражение Больших Весов.

Несомненно также, что буква V — корабль в поперечном разрезе. Корабль готов рассечь море, развалить горизонт на полушария. Мачтою его рисуется нулевой меридиан.

Но что бы ни означала буква V — инициал кормчего, память о Венеции, впадину или корабль, — она как нельзя лучше подходила для центра новой, пространственной, никак не плоской композиции. В ней изначальная идея о «яйце нового мира», об экспансии свобод республиканских должна была найти окончательное воплощение.

По формуле Веспуччи буква V разделила полушария, обозначив трещину, распавшуюся ось. Трещина стартует из раструба итальянского «сапога», опоясывает земной шар и широко расходится в западной его половине.

Здесь должна была замкнуться «застежка» OVO, готовая удержать христианский мир, вздохнувший полной грудью, обретший объем. Однако оказалось, что расходящаяся кверху конусом буква указывала на нечто большее.

Свет, пролившийся из конуса «V», обернулся целым материком, так и названным — Новый Свет.

Карта изошла светом.

Оказалось, что путешествие Америго происходит по неравнодушной, подвижной — послушной Чертежу — плоти Земли. Это был ключевой важности момент. Далее путь Веспуччи только уточняется. Даже переписка его чертит на карте глубокомысленные пунктиры и круги.

Его письмо, посланное Содерини, адресовано в самый центр бумажной композиции. Здесь обитали яйцеголовые соплеменники Веспуччи, водрузившие половину глобуса на главный городской собор. Расчет был верен: новый континент стал Америкой. Испанцы оспаривали приоритет Америго — впоследствии к ним присоединились многие исследователи, среди них Гумбольдт, однако было поздно.

Удержать излияние света из отверстого земного купола было уже невозможно. Новый Свет стал проекцией Новой Европы, прибавлением новой сферы, второго, полнотелого «О». История рассудила справедливо. Спор за название выиграли те, чье зрение было удвоено (карта + чертеж, преодолевший плоскость, ставший сферой), — жители Тосканы, обитатели Нового Времени. Их интересовало приращение света — испанцев интересовало золото, подобие света, но не сам свет.

При этом искатели большего мира зачастую сами не могли освоить обнаруженного ими пространства. Инициатор «американского проекта» герцог Лотарингии Рене II выглядит прямым безумцем. Пол его кабинета выстлан картами, на стенах лепятся рисунки сирен и василисков, над кратером камина громоздится аллегория Африки: в шахматном порядке изображены одноногие антиподы, единственной своей ступней, точно зонтом, укрывающиеся от палящего солнца.

Хейзинга рассказывает о Рене анекдоты. В 1477 году после битвы при Нанси герцог хоронит поверженного врага, повелителя Бургундии Карла Смелого. Желая выказать уважение противнику, он является на погребение в трауре à l’antique, с длинной золотой бородой, доходящей ему до пояса. Как полагал Рене, сей маскарад уподоблял его одному из героев Гомера. В античной маске он предался молитве.

Здесь кроется важный секрет: больший мир был им вычитан, высмотрен в книгах. История отворила просвещенному герцогу свое второе дно, обнажив залежи античной культуры. От этого момента начинаются его постоянная рефлексия, сравнение эпох и далее — борьба химеры с реальностью. В этом весь Рене: путешественник, не ступавший ногой за пределы своей страны, искатель новых земель и миров — бумажных. Он находил их во множестве на страницах книг в скрипториуме Нанси.

Его солдаты отказались идти воевать в ту неделю, на которую падало Избиение младенцев. Слово опережало реальность даже для тяжеловооруженных ландскнехтов — неудивительно, что их предводитель скакал на деревянном коне между книжных стоп, в бороде из фольги.

Может быть, эта склонность к виртуальному странствию была вызвана промежуточным состоянием самой Лотарингии? Страна то и дело выезжала из-под ног — ее, точно одеяло, перетягивали между собой два грузных соседа, — Франция и Германия. Одеяло шло складками: Лотарингия покрыта горами — дальними отрогами Альп.

Здесь появляются рассуждения политического свойства. Говорят, что склонность к рефлексии проявили в этой ситуации маргиналы, отодвинутые историей на второй план. Отсюда склонность к утопии, мечты, химеры.

В самом деле, XV век стал для Европы сущим времятрясением. В ожидании рокового 1500 года нарастали ожидания эсхатологические. Приобретения на западе (Реконкиста, авансы Колумба), катастрофические потери на востоке; карта континента лезла по швам. В этих условиях выживали хищники, самодержцы. Людовик XI — во Франции, в центре Европы — глава Священной Римской империи Максимилиан, на востоке — новоявленный кесарь, наследующий византийским императорам Иоанн III. Расталкивая друг друга тучными плечами, они оставляли между собой слабые, исходящие светом (учености?) щели, вкрапления сложного свойства.

Так сложилась цепь княжеств, государств второго, «серебряного» ряда. Сицилия, Неаполь, Флоренция, Пьемонт, Прованс, Бургундия, Лотарингия, Нижние Земли, переходящие прямо в песчаные банки Северного моря. Диагональ, напоминающая левую половинку буквы V, левое плечо Весов.

Нестойкое сие ожерелье постоянно стремилось от дроби к сплочению. Лига Тосканских городов была создана против Фридриха Барбароссы еще в 1185 году. Тогда впервые в Европе после древних Афин формировался союз государств разумных против царств-хищников. Еще одну лигу, Общего Блага, собирал современник Веспуччи, Карл Смелый, интригуя против Людовика XI, короля-паука.

Склонность к составлению лиг показательна. Главы малых государств были не столько помазанники Божьи, сколько креатуры политические. Между ними были возможны и, наверное, даже необходимы какие-то рассудочно рожденные союзы, соглашения и лиги. Банкиры Медичи, сооружая свой подчиненный денежному балансу, ровно взвешенный мир, органично вписывались в новый — рациональный — интерьер Европы.

Вот и ответ тем, кто относит Медичи, Веспуччи и герцога Рене к маргиналам. Их интерьер не был химерой; он был строго расчерчен, совмещен с колодцем перспективы, устойчив и поместителен, как голландский сундук.

Более того. За построениями Веспуччи и его союзников видится нечто большее, нежели банковский расчет или стремление переменить политический статус. Новоевропейцы формировали не лиги, но поле — ярко освещенную площадку, стартовав от которой они могли переместиться в будущее. Не промежуточное состояние Лотарингии или Тосканы электризовало их обитателей, — они оформляли новый, больший мир, в коем намеревались жить ближайшие пятьсот лет. Новый мир был твердо рассчитан, расчерчен как глобус, и этот глобус совпадал с земной явью. Именно так: Америка, «открытая» Веспуччи, оказалась в первую очередь чудесным совпадением с предварительно составленным чертежом.

Еще раз: в соревновании за приоритет — в слове, имени собственном — Америго Веспуччи победил заслуженно.

Это была победа географики. Победа нового метода, который подразумевал равновесие расчета и вымысла. Иллюстрацией ему могут послужить «Осады» Жака Калло — в них он счастливо свел жесткий план и кружево свободного рисунка. Это был известнейший из географиков, лучший рисовальщик своего времени, кстати — выходец из Лотарингии.

Комфортное трехмерие, им запечатленное, еще не раз обнаружит себя в просвещенной, временами благополучной Европе. Цепь «серебряных» княжеств и теперь удерживает ее от развала (см. расположение структур, точек опоры, нервных центров Евросоюза). За этим стоит порядок на географической карте, устойчивость латинского шрифта в молоке бумаги.

Другой вопрос, как обнаруживает себя Чертеж, подстеленный просвещенными европейцами под новооткрытый континент. Соответствует ли ожиданиям прожектеров сама Америка — слоеный пирог, испеченный на сковороде Нового Света? Есть все основания полагать, что их построения и схемы сказались. Свет, пролившийся из щели в евроскорлупе, оказался в полной мере насыщен арифметической утопией, страстью ровного счета, столь свойственной Новому времени. Взять одни только тамошние города, расчерченные в клетку, где вместо названий улиц поставлены номера. При этом «X» становится равен «Y»: расчерчен не только план, но и фасад — небоскребы суть те же бумажные прямоугольники плана, поставленные на попа. Поставлены прямо на землю: страна скользит по сковородке, раскаленный материк остается не тронут. И здесь мы возвращаемся к безумному герцогу Рене.

Он был начитан, но не погружен в плоть книг; он оставался вне пространства страницы, оттого и был удовлетворен пляскою василисков, маскарадом, изображением Иного. Его стараниями Новый Свет получил кукольное, яркое имя; не оттого ли здесь так верят в изображение, наведенное на целлулоиде, бегущее по экрану? Верят в счет — бизнес трехмерен, взвешен, подчинен цифре. Впрочем, не о том речь. Речь о «бумажной» болезни. Сразу же нужно оговориться: здесь нет стремления унизить антиподов, кукол, пляшущих на плоскости над разведенным в толще бумаги огнем.

Можно с тем же успехом разобрать «русский модуль», несомненно оформляющий всю нашу жизнь. Россия также надстроена, возведена над Словом (фрагментом Чертежа?). Сочинена, сотворена по заданию. Народ ее собран волевым усилием и тем же усилием удержан — командирован — и потому более склонен к воинству, нежели к обществу. Попыток отыскать русскую матрицу было множество; в большинстве случаев предлагалась сфера. (Видимо, в противовес жестко расчисленному римскому модулю — Roma quadrata, — со временем переросшему в куб.)

Это похоже на правду, во всяком случае, похоже на Москву. Надувной ее шарик очевиден — особенно в плане проекции на карту. Однако очевидность обманчива, он легко уворачивается — оборачивается матрешкой, круглой физиономией аборигена или иной пустотелой карикатурой.

Появление москвосферы было показательно синхронно с общим потрясением континента, пришедшимся на XV век. В тот момент, когда катастрофически сужался контур Восточного Рима, когда Европа искала нового равновесия, одновременно с опытами Веспуччи на северо-востоке континента нарисовалось новое «О». Оно стремилось заменить Константинополь, как того требовала формула равновесия, аксиома OVO. В Европе отказывались принять за второе, равное Риму «О» растущую на севере Московию; а она уже готовилась к скорому (1480) освобождению, замыканию в Ноль.

Можно наблюдать, затаив дыхание, как в его направлении потянулась правая диагональ буквы V (траекторию левой мы уже проследили: из Флоренции в Брюссель, по оси строительства всех возможных евролиг). На северо-восток устремился восходящий вектор — так можно трактовать путь Софьи Палеолог, племянницы последнего византийского императора, невесты Иоанна III. Она ехала в Москву в брачном поезде длиною в милю, бороздя по дороге ветхую карту. Софья была девицей полной и румяной (злые языки говорили, что она не могла найти жениха в Европе, потому что в полноте своей напоминала шар). Шар шел вверх по карте, стремясь найти точку успокоения, дальнейшего роста. Точкой стала Москва.

В самом деле, выходит законченная композиция. Карта раздвинула рамки разом на запад и восток; влево полетели корабли Колумба, карандаш Веспуччи, вправо — монгольфьер Софьи. Поэтому еще раз: упрек в склонности к «бумажной» болезни, поверхностному видению предмета можно в равной степени адресовать московиту и американцу. Но не это главное. В конце концов о симметрии в новейшей истории России и Америки сказано много, начерчено много схем — рисуется новое OVO?

ВОТ ЧТО важно. Общий катаклизм, спазм во времени, приуроченный к юбилею 1500 года, — именно он перекроил европейскую карту, симметрично ее раздвинув, сведя в шар. Изменился знак восприятия: двумерный план обрел пространство, встал горбом — мир стал трехмерен.

Это потрясение было предельно сосредоточено во времени. Для Константинополя роковой датой был 7000 год от сотворения мира (1492-й по европейскому календарю). В этом году на востоке ожидали конца света, замыкания земного времени в точку. В том же году Колумб в самом деле обнаружил конец, границу — Старого Света; началось приращение иного пространства, в ином — заново развернутом времени.

Пульс календаря совершился почти мгновенно. Податливая земная плоть оказалась к нему неравнодушна.

Можно возразить: неравнодушен к импульсу календаря оказался наблюдатель, географ; его напряженные «юбилейные» ожидания разрешились новым видением прежней картины. Однако слишком много совпадений: никак не связанные друг с другом, разно считающие, пишущие навстречу друг другу исследователи, не сговариваясь, сводили в общий фокус линии на своих чертежах.

В этом фокусе чертилась искомая эмблема, читался пароль, распечатывающий землю и небеса. Веспуччи записал свой пароль как OVO — глобус, распоротый пополам идущим по меридиану кораблем.

Несомненно, так же был очерчен (уравновешен во времени) предыдущий юбилей, точка Миллениума, 1000 год от Р. Х. Точно так же — рассуждает географика — были оформлены, приведены каждая к своему знаку все предыдущие круглые даты, ямы календаря. Каждая из них была отмечена эмблемой, свернуто описывающей очередную глобальную метаморфозу. Более того, эти знаки, выстроенные в ряд, составляют очевидную последовательность — «роста» времени, прибавления сложности в его восприятии.

Вертикаль (берег, мачта) финикийцев стоит в начале этого ряда; объемная модель Веспуччи — в середине. Он не изобретал географики, однако вклад его в строительство этой дисциплины очевиден.

Время, следуя слову OVO, отворилось в объем, открыло дно — Возрождение было реализацией этой новой потенции эпохи.

Разумеется, всякая географическая эмблема адресована своему веку. Картонная игрушка Веспуччи ограничена в пользовании. Кстати, в России его построения никогда не были популярны. Курсанты Петербургского морского училища, перевирая фамилию Веспуччи, звали его Беспутный. Свет он рассматривал как явление физическое: такой свет можно было лепить, резать вдоль и поперек и выпускать конусом. Это более подходило западной традиции «макетирования». На христианском Востоке понятие света трактовалось иначе, порой ему добавляли знак сложности, и он становился уже четырехмерен, нерукотворен.

И последний вопрос. Если пространство так чувствительно к импульсам календаря, его трещинам и провалам, круглым юбилейным датам, что ожидает нас в ближайшее время, в 2000 году, когда откроются, точно полыньи, эти три нуля, стоящие за двойкой? Как будет зафиксирован на языке географики Миллениум № 2 в той же России, неустойчивой, жидкой сфере? Чуткость ее к юбилеям и памятным датам не вызывает сомнений. Как проявит себя подстилающая ее окружность, и что она такое, эта очевидная окружность — прореха в Большом Чертеже или очерк портного, определяющего габариты императриц?

Приложение № 2.

Дмитрий Замятин

ВЛАСТЬ ПРОСТРАНСТВА И ПРОСТРАНСТВО ВЛАСТИ:

Географические образы и геополитика

Политика как совокупность властных решений и действий всегда «завязана», ориентирована на определенное географическое пространство. Власть и всевозможные ее проявления возникают в известном смысле как реакция на пространственные особенности существования обществ и цивилизаций. Но связь между географическим пространством и властью, существующей в нем и над ним, гораздо шире и глубже, чем это представлялось сторонникам классического географического детерминизма.

Политические события — переговоры и манифестации, войны и конфликты, выборы и забастовки, коронации и инаугурации — связаны, прямо или косвенно, с образами географического пространства, в котором они происходят. Любые действия предусмотрительной и умной власти должны учитывать эти образы, власть должна постоянно работать с образами пространства, как бы присваивая и используя его. Можно даже сказать, что идеал такой власти — геократия, то есть осуществление власти как бы самим географическим пространством, в котором происходят те или иные политические события.

Географические образы должны выступать как инструмент освоения и присвоения властью пространства, а с другой стороны, качество этих образов должно показывать и эффективность политизации самого географического пространства. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что каждая власть имеет те географические образы, которые она заслуживает.

КОНСТРУИРОВАНИЕ И РЕКОНСТРУКЦИЯ

Говоря о взаимосвязях географических образов и политики, необходимо обратиться к генезису, происхождению этих образов. Он, как, впрочем, и любые типы власти и политических действий, обнаруживается в культуре того или иного сообщества. Пространство, по сути дела, как и его образы, создаются культурой и/или цивилизацией, которая их осознает, живет ими и в них. Поэтому рассмотрим более внимательно механизмы происхождения географических образов.

Каждая культура создает свои так или иначе репрезентированные (представленные) образы географического пространства; это ее неотъемлемые элементы. Традиционные культуры предлагали свои, часто уникальные коды к расшифровке и пониманию этих образов. Решающая трансформация произошла в начале Нового времени, когда разработка картографических проекций определила доминирующие и универсальные способы репрезентации образов географического пространства.

Дальнейшее развитие образов географического пространства связано с их известной автономизацией в культуре (культурах) — они становятся в некотором смысле субкультурой, проявляющейся и транспонируемой (передаваемой) другими по генезису образами и закрепляющей себя различными средствами. В то же время возникают самостоятельные типы географических пространств — политико-географические, культурно-географические, социально-географические, экономико-географические, — которые репрезентируются и интерпретируются соответствующими специфическими типами образов. Кроме этого большинство существующих современных цивилизаций и/или культур как бы экспортирует вовне свои образы географического пространства, которые взаимодействуют с чужеродными образами, порождая целые «вееры» гибридных, композитных образов.

На традиционное физико-географическое пространство накладываются многочисленные «слои» различных по происхождению, структурам, способам функционирования и специализации образов географического пространства. Эти образы совмещаются, сосуществуют в традиционном пространстве. Основная исследовательская проблема при этом — это нащупывание механизмов и каналов взаимодействия различных образов географического пространства с последующими попытками идентификации основных типов их трансформаций, их характера и масштабов. Так, на уровнях страны, региона, небольшой местности могут происходить совершенно различные образные взаимодействия и трансформации, ведущие к доминированию и созданию принципиально разных образов географического пространства.

Создание географических образов связано с процессами формализации и одновременно сжатия, концентрации определенных географических представлений, превращении их в «сгусток». В общем смысле географический образ — это совокупность ярких, характерных сосредоточенных знаков, символов, ключевых представлений, описывающих какие-либо реальные пространства (территории, местности, регионы, страны, ландшафты и т. д.). Географические образы могут принимать различные формы в зависимости от целей и задач, условий их создания, наконец от самих создателей образов.

Какие процессы преобладают при создании географических образов? В большинстве случаев географические образы — результат двух основных процессов: процесса целенаправленного конструирования и процесса реконструкции, выявления, идентификации. Процесс реконструкции похож на процедуры прориси на христианских иконах с целью обнаружения главных контуров рисунка. Соотношение выделенных процессов зависит от позиции исследователя географических образов.

Одним из наиболее интересных типов геообразных пространств являются геополитические пространства. Рассмотрим их подробнее на примере ключевых геополитических образов России.

КЛЮЧЕВЫЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ РОССИИ

Первый из них — так называемый остров Россия, впервые выделенный и подробно описанный Вадимом Цымбурским как устойчивый архетип геополитического развития России. В связи с этим мы не будем подробно останавливаться на его характеристике — укажем только, что этот геополитический образ (ГПО) во многом базируется на этнокультурных, цивилизационных и языковых особенностях развития Древней Руси и средневековой России, предопределивших аутентичность самого образа.

Следующий ключевой ГПО — это Россия-Евразия, детально раскрытый и проработанный в рамках концепции евразийства в 1920–1930-х гг. Здесь был сделан важный переход за рамки традиционных геополитических возможностей России. По сути, используя историко-географические основания, евразийцы создали мощный геополитический образ, потенциально позволяющий разрабатывать достаточно масштабные и разнообразные геостратегии.

Несколько ранее был осознан и транслирован вовне другой ключевой ГПО — Россия-и-Европа, или Россия как Европа. Если в историософском плане этот образ был проработан в основном уже в XIX веке, то в политическом и культурном смысле понимание России как в первую очередь европейской страны и державы было заложено по преимуществу в XVII–XVIII вв. Очень важно отметить, что Россия воспринималась и воспринимается во многом как маргинальная, пограничная, фронтирная страна Европы, во многом схожая, например, с Испанией, — прежде всего, конечно, на историко-культурных основаниях. В более широком контексте российская и латиноамериканская (ибероамериканская) цивилизации типологически относятся к пограничным.

Также на цивилизационной основе выделяется следующий ключевой ГПО — Византия. В данном случае его происхождение очевидно: Россия входила в византийский культурный круг; российскую цивилизацию можно также назвать и византийско-православной. Очевидно, что ГПО Византии играл немалую роль в формировании внешней политики России XVIII — начала XX вв., включая «Греческий проект» Екатерины II и планы захвата Константинополя в Первую мировую войну.

С ГПО Византии тесно связаны такие «сконструированные» ключевые ГПО России, как Скандовизантия (термин принадлежит академику Дмитрию Лихачеву) и, возможно, менее значимый Славотюркика (термин принадлежит Георгию Лебедеву). Здесь мы имеем дело с феноменом интенсивного международного политического и культурного взаимодействия в течение нескольких веков на территории современной России, что, несомненно, существенно повлияло на ее геополитическое самоопределение и развитие. Образ-архетип по отношению к этим ГПО — это, конечно, «мост», или «страна-мост». В то же время благодаря выделению этих ГПО можно достаточно четко зафиксировать главные векторы политико-культурного влияния, действовавшие на территории современной России.

Среди ключевых ГПО России также — Восточная Европа. Несомненно, само понятие и образ Восточной Европы неоднократно менялись, особенно на протяжении XX столетия, включая порой совершенно различные страны и страновые и региональные образы. Однако, несмотря на всю расплывчатость и изменчивость этого ГПО, он оказал и продолжает оказывать сильное влияние на формирование внешнеполитического имиджа России. Историческая память здесь используется напрямую, поскольку и Киевская Русь, и Московское государство XVI–XVII вв. достаточно ясно осознавали свое геополитическое положение в рамках Восточной Европы.

В состав ключевых ГПО России входит и Украина, хотя он в значительной степени пересекается с самим образом России (если рассматривать его как систему взаимосвязанных геоисторических, геокультурных и геополитических образов). Серьезное отличие от предыдущих ключевых ГПО состоит в том, что Украина, очевидно, является структурным ГПО и оказывает непосредственное влияние на весь механизм деятельности и функционирования ключевых ГПО России. Основания для подобной характеристики — в тесно переплетающихся политических историях и политических географиях России и Украины, зачастую составлявших фактически единое целое (от истории вхождения территории Украины в состав России до создания украинского государства в результате распада СССР). В конечном счете ГПО Украины во многом определяет соотношения различных ГПО России, их взаимную дислокацию и размещение в образном геополитическом пространстве.

ГПО КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТРУМЕНТАРИЙ

Посмотрим в заключение, как выглядит использование некоторых ключевых ГПО во внешней политике современной России (1991–2001 гг.).

Остров Россия. Этот ГПО использовался в первый год президентства Владимира Путина очень интенсивно. Начался процесс постепенного отстранения от геополитических моделей, господствовавших во внешней политике России в 1990-х гг., и создания автономного геополитического пространства. Явные попытки расширить геополитическое пространство (или восстановить контуры старого) — визиты Путина на Кубу и в КНДР. Использование старых геополитических «запасов» сочетается здесь с геополитической поддержкой таких же «островов»-дублеров — Белоруссии и частично Украины. Началось культивирование и внешних, пока не очень заметных геополитических «анклавов» России — это Иран и пока в меньшей степени Ирак.

Россия-Евразия. Данный ключевой ГПО наиболее явно использовался в период премьерства Евгения Примакова, о чем хорошо свидетельствуют его визиты в КНР и Индию. Попытка сформировать евразийский «треугольник» была вполне очевидно направлена против США и НАТО. Однако в известной степени мы наблюдаем здесь лишь подобие образа Россия-Евразия, поскольку образ самой России не в состоянии заместить очень хорошо фундированные в цивилизационном отношении образы Индии и Китая. В данном случае речь может идти лишь о частичном использовании образа Россия-Евразия.

Гораздо эффективнее использовался этот образ в Центральной Азии, где Россия оказывала политическую, военную и экономическую помощь постсоветским государствам — Казахстану, Таджикистану, Кыргызстану и в меньшей степени Узбекистану. Очевидно, что образ Россия-Евразия использовался на дальних рубежах России, будучи своего рода геополитическим «фронтиром». Следует, однако, отметить, что все же в основе данного образа — образ России как европейской страны. Используя ГПО Россия-Евразия в своей внешней политике, современная Россия вынуждена постоянно оппонировать США; по сути, США являются внешней «упаковкой» этого образа. В зону влияния этого ГПО входят также Закавказье и даже часть самой России — Северный Кавказ. Фактически саму зону влияния образа Россия-Евразия можно отобразить и на обычной политической карте Евразии.

Россия-и-Европа. На протяжении 1990-х гг. происходило расставание с внешнеполитическими иллюзиями и эйфорией по поводу вхождения России в Европу. Претворение на практике идей создания единого европейского «дома» и Европы от Атлантики до Урала, озвучивавшихся Миттераном, Колем и Ельциным, теперь отнесено на отдаленное будущее. В метагеополитическом пространстве Россия постепенно отдалилась от Европы, однако сами образные расстояния стали более точными, выверенными и надежными во внешнеполитическом смысле. Учитывая фактор Чечни, Европа стала более «осторожной». В рамках проекта сотрудничества ЕС и России «Северное измерение» можно говорить к концу 1990-х гг. скорее об образе Россия-и-Северная Европа, который фактически является более точным и формирует ядро ГПО Россия-и-Европа в целом.

Конфликт в Косово в 1999 г. показал, что Россия внешнеполитически рассматривается как недо-Европа, или пара-Европа, причем этот взгляд доминирует, явно или неявно, с обеих сторон — и России, и Европы. В известном смысле СССР был в гораздо большей степени европейской страной, и в его внешней политике ГПО Россия-и-Европа действительно играл одну из ключевых ролей. Большинство «советских» внешнеполитических представлений о Европе на протяжении 1990-х гг. оказалось практически «заморожено». Современное репрезентирование ГПО Россия-и-Европа достаточно маргинально и связано в основном с «точечной акупунктурой» Совета Европы (права человека, свобода слова и СМИ) и деятельностью России в рамках ОБСЕ. В настоящее время сам образ претерпел вполне логичное «сжатие», которое верно отражает сложившуюся внешнеполитическую ситуацию.

Библиография

Балдин А. Н. Основание географики//Независимая газета. 1999. 28 октября.

Балдин А. Н. Москва. Портрет города в пословицах и поговорках. М., 1997.

Балдин А. Н. Притяжение большого меридиана//Особая папка НГ. 1999. № 3 от 25 августа.

Замятин Д. Н. Моделирование географических образов. М., 1999.

Замятин Д. Н. Власть пространства и пространство власти//Независимая газета. 2001. 10 июня.

Савицкий П. П. Континент-Океан/Исход к Востоку. М., 1997.

Савицкий П. П. Два мира/Россия между Европой и Азией. М., 1993.

Кудрявцев М. П. Москва — Третий Рим. М., 1994.

Торшилов Д. О. Античная мифография: миф и единство действия. СПб., 1999.

Зайцев Е. А. Герменевтика и наука в Средние века. М., 2000.

Tема № 39

Эфир 26.11.2001

Хронометраж 30:00


НТВwww.ntv.ru
 
© ОАО «Телекомпания НТВ». Все права защищены.
Создание сайта «НТВ-Дизайн».


Сайт управляется системой uCoz