Обратная связь
gordon0030@yandex.ru
Александр Гордон
 
  2003/Октябрь
 
  Архив выпусков | Участники
 

Этология любви

  № 302 Дата выхода в эфир 01.10.2003 Хронометраж 53:21
 
С Стенограмма эфира

Когда и почему в эволюции появляется пол? Для чего нужны первобытному человеку устойчивые связи между мужчиной и женщиной? Существует ли любовь в животном мире и зачем она необходима человеку? О сходствах и различиях в мужской и женской сексуальных стратегиях — этолог Марина Бутовская.

Участник:

Бутовская Марина Львовна — доктор исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, профессор Центра социальной антропологии РГГУ

Материалы к программе:

Из статьи М. Л. Бутовской, О. В. Смирнова «Гендерные различия в выборе постоянного полового партнера в среде современного московского студенчества как отражение репродуктивных стратегий человека» («Этнографическое Обозрение. 2003. № 1.)

В современных гуманитарных науках вопрос о гендерных различиях человека разрабатывается главным образом в рамках нескольких научных дисциплин и различных направлений в пределах каждой из них. Это делает концепцию гендера предметом горячих дискуссий. Термин «гендер» означает связанный с полом психологический статус индивида, включающий врожденные и приобретенные типы поведения, способы мышления и восприятия и социальные роли.

В рамках социокультурного подхода гендерные различия рассматриваются главным образом с позиции полоролевой специализации и гендерной стратификации в процессе разделения труда. В фокусе — вариативность гендерных ролей в разных культурах в разные исторические эпохи, культурная обусловленность гендерных стереотипов, определяющее влияние социальных факторов на выбор партнера. Альтернативой социокультурному выступает эволюционный подход.

Приняв за методологическую основу парадигмы эволюционной биологии и этологии, а также когнитивно-информационный подход в психологии, эволюционные психологи полагают, что брачные предпочтения отражают репродуктивные стратегии и служат функциональными механизмами, которые возникли и совершенствуются в процессе эволюции. Основным методологическим допущением является представление о том, что психологические различия между полами — результат полового отбора и что они имеют определенную генетическую основу.

Поведение человека рассматривается как видоспецифическое, при этом подчеркивается общность и единая природа человека и других живых организмов. Несмотря на значительные культурные вариации в брачных предпочтениях, акцентируется их универсальный адаптивный характер, в конечном итоге направленный на сохранение человека как вида. Культура рассматривается как динамичный носитель адаптивных способов реагирования на типичные проблемные ситуации, адаптивных стереотипов и установок. Такой ракурс вовсе не редуцирует роль культуры. Он позволяет вписать ее в общий биологический контекст.

Репродуктивные стратегии воспроизводятся и совершенствуются в ходе естественного и полового отбора путем закрепления тех конкретных предпочтений при выборе партнера, которые обеспечивают максимальное выживание и распространение более здорового и жизнеспособного потомства. Долгая история человечества сопряжена с интенсивным половым отбором, в ходе которого предпочтения репродуктивного партнера формировались подобно предпочтениям в пище, страху перед змеями, чужаками и т. д. Гендерные различия определяются репродуктивными задачами, прежде всего связанными с разным репродуктивным потенциалом мужчин и женщин. Следовательно, для объяснения различий в установках и поведении мужчины и женщины необходимо выявить расхождение между полами в репродуктивных возможностях.

Биологически мужчина и женщина отличаются по качеству тех затрат, которые каждая сторона вкладывает в репродуктивный процесс. Репродуктивные возможности женщины более ограничены, а затраты — на порядок выше, чем у ее партнера: количество яйцеклеток, продуцируемых женщиной в течение жизни, во много сотен раз уступает количеству сперматозоидов, произведенных мужчиной; на долю женщины выпадает длительная девятимесячная беременность, последующее вскармливание младенца, во время которых она не может прокормить и защитить себя и ребенка. Мужчина участвует в репродуктивном процессе несколько минут, а его родительский вклад — минимален. Это неравенство влечет за собой большие избирательность и разборчивость при выборе партнера тем полом, чей родительский вклад значительнее. Эта закономерность, по всей видимости, носит универсальный характер для животных, практикующих двуполое размножение, и человек — не исключение из этого правила. Примеры реверсии родительского вклада известны среди насекомых, ракообразных, рыб, амфибий и птиц (мормонский сверчок, морские коньки, японская водяная курочка). В классе млекопитающих нет ни одного вида с реверсией родительского вклада. Причина кроется в том, что женские особи млекопитающих вынашивают детенышей в период беременности, и этот процесс длителен и энергозатратен, никакие последующие усилия самца по воспитанию детенышей не могут по своему вкладу превысить вклад самки.

В человеческом обществе практикуются разные варианты гетеросексуальных половых отношений. Принципиальное различие имеет длительность связей между партнерами. Различают краткосрочные и долгосрочные репродуктивные стратегии. Эволюционная теория предсказывает, что принципы выбора полового партнера для постоянных отношений и случайных связей будут сильно различаться для мужчин и женщин в силу связанных с полом различий (в специфике репродуктивных задач) в репродуктивном успехе и возможностях родительского вклада. Важнейшим критерием для выбора случайной (кратковременной) партнерши для мужчины является ее наличие и сексуальная доступность, тогда как для постоянной половой партнерши наиболее желательными характеристиками должны служить здоровье, материнские качества и верность. Женщины, прибегающие к кратковременным репродуктивным стратегиям, должны ориентироваться на генетические качества мужчины (гипотеза «хороших генов»), указывающие на его здоровье, и его готовность поделиться ресурсами. Выбирая же постоянного полового партнера, женщины должны уметь безошибочно определять его отцовские качества и экономический потенциал. В данной статье основное внимание уделено анализу общих различий в выборе потенциального постоянного партнера (в дальнейшем — ППП) мужчинами и женщинами, и ниже мы не будем касаться проблем выбора краткосрочного полового партнера.

В эволюционной перспективе воспитание ребенка женщиной в одиночку при прочих равных условиях понижает его шансы на выживание и будущий репродуктивный успех, в отличие от шансов детей, воспитанных в семье из двух родителей. Отбор, по всей вероятности, способствовал выживанию потомков тех женщин, которые более аккуратно подходили к выбору партнера и в своей оценке опирались на признаки, надежно свидетельствующие о готовности мужчины остаться и заботиться о потомстве, о его возможностях содержать семью. Прежде всего это были качества, свидетельствующие о его материальном благосостоянии и способности защитить себя и семью в трудную минуту. Разумеется, прерогативы могли меняться с учетом культуры. В разных исторических, экономических и экологических условиях на первый план могли выходить физическая сила и сноровка, социальный статус и возраст, интеллект и образованность, признаки богатства. В результате мужчины (пол, делающий меньшие репродуктивные затраты) вынуждены конкурировать между собой за внимание женщин. Демонстрация желаемых, с точки зрения женщин, свойств стала одним из важнейших условий доступа мужчин к размножению.

В свою очередь адаптивный выбор партнерши для мужчин опирается на признаки высокой репродуктивной способности женщины и на признаки, подтверждающие подлинность отцовства мужчины. Прежде всего этим целям служит комплексный показатель здоровья — внешность. Качество внешности оценивается по набору показателей: гладкая, чистая кожа, густые блестящие волосы, морфологическая симметрия. В последние годы доказано, что надежными показателями фертильности и лактации являются соотношение между объемом талии и бедер (оптимум — 0,72), форма и размер груди. Сексуальная верность и непорочность женщины лежат в основе подлинности отцовства.

Таким образом, в процессе эволюции выживали дети тех женщин, выбор которых падал на партнера, остававшегося с ней и ребенком и заботящегося об их защите и питании, и тех мужчин, которые выбирали высокорепродуктивных и заботящихся о ребенке женщин. Успешные стратегии выбора индивидов, обладающих высоким репродуктивным потенциалом и обеспечивающих максимальную выживаемость потомства, закреплялись отбором. Представители каждого пола опосредованно конкурируют между собой за выбор наиболее ценного в репродуктивном плане партнера, демонстрируя качества, наиболее ценимые противоположным полом. Рассмотренные выше положения являются квинтэссенцией теории родительского вклада и полового отбора, которая впервые была предложена Р. Трайверсом в 1972 г. Качества индивидов, соответствующие адаптивным требованиям, нашли свое отражение в культуре в форме гендерных стереотипов и ожиданий, связанных с полом.

В процессе эволюции человека и по мере развития культуры менялись условия и характер его взаимодействия со средой, особенности экономических отношений. С динамикой экономических формаций менялась и логика адаптационных требований к поведению мужчин и женщин. По мере развития знаковых систем и технологий расширялся набор моделей поведения человека. Поведение принимало все более культурные формы, становилось опосредованно связанным с прямой биологической целесообразностью и ситуационной включенностью.

Может показаться, что с усилением экономической независимости женщины в современном западном мире, с ростом интеллектуальных форм труда во многом отпадает значимость маскулинности мужчины как признака-гаранта физической защиты (развивается легкое в использовании огнестрельное оружие); доступ к экономическим ресурсам перестает быть исключительной прерогативой мужчины с ростом финансовой обеспеченности интеллектуальных форм труда и притоком женщин в систему образования. Во многих социологических работах можно прочесть, что в современном стремительно развивающемся постиндустриальном обществе прослеживается тенденция к сглаживанию гендерных различий в стратегиях предпочтения партнера. Так ли это на самом деле?

Данные, собранные Д. Бассом с коллегами, свидетельствуют о том, что тенденция к сглаживанию гендерных различий при выборе постоянного репродуктивного партнера не наблюдается. Многие оценки значимости признаков желаемого постоянного партнера (показатели внешности женщины, физического здоровья мужчины) остаются теми же, что и в далеком эволюционном прошлом. Привлекательными считаются женщины с гладкой кожей лица, узкой талией и полной грудью и мужчины с ростом выше среднего, хорошо сложенные и развитые физически. Требуются ли эти качества в современном постиндустриальном мире? Успевают ли гендерные стереотипы за стремительными изменениями условий среды, во взаимосвязи с которой эволюционируют?

Д. Басс и его коллеги провели исследование предпочтений в выборе партнеров в 37 странах мира. Респондентам предлагалось оценить набор физических, поведенческих, психологических и социально-экономических показателей, которые являются значимыми при выборе партнера. В число этих показателей вошли относительный возраст (в сравнении с возрастом самого респондента), внешняя привлекательность, здоровье, уровень образования, интеллектуальный потенциал, социальный статус, экономическая обеспеченность и пр. Было установлено, что вне зависимости от культурной принадлежности при выборе сексуального партнера люди руководствуются некоторыми сходными универсальными стратегиями.

Цель данного исследования: проверка на российской выборке предсказаний теории родительского вклада о том, что женщины в выборе постоянного партнера будут в первую очередь ориентироваться на качества мужчины, указывающие на его способность и желание «вкладывать в семью и детей», а мужчины — на признаки высокого репродуктивного потенциала женщины. Для проверки предсказаний нами были предложены следующие нулевые гипотезы:

1. Не существует гендерных различий в критериях предпочтения постоянного партнера. Отдельные характеристики потенциального постоянного партнера являются одинаково значимыми как для мужчин, так и для женщин.

2. Внешность, наличие сексуального опыта и детей от другого, верность, вредные привычки, объем талии и бедер, относительно более младший возраст женщины и признаки, подтверждающие подлинность отцовства, более не являются значимыми в партнерше для мужчин.

3. Социальный статус, интеллект, уровень образования, трудолюбие, финансовая обеспеченность, активность, заботливость, уживчивость, склонность к риску, способность постоять за себя, склонность к лидерству и ширина плеч потенциального постоянного партнера, связанные с возможностью обладания материальными ресурсами и готовностью делиться ими с партнером и ребенком, более не являются значимыми в партнере для женщин.

Описание исследования. В соответствии с поставленной целью для проверки сформулированных гипотез в апреле-мае 2000 г. в Москве было проведено исследование методом анкетирования среди студентов всех курсов нескольких крупных вузов. Нами были выбраны вузы разной специализации — как технической, так и гуманитарной — с целью наиболее емко представить данную категорию населения. В исследовании в качестве респондентов участвовали 214 чел. — 82 мужчины и 132 женщины. Средний возраст респондентов составил 19,9 года. Все участники опроса не состояли в браке и не были разведены. Респондентам предлагалось заполнить разработанную нами анкету, оценив перечень индивидуальных характеристик ППП и собственных качеств.

Обсуждение. Как показывают результаты проведенного нами исследования, достоверные гендерные различия выявлены в оценках значимости и предпочтительной выраженности более чем 50% приведенных в анкете характеристик ППП. Таким образом, гипотеза первая отклоняется. Как и предполагалось, характеристика внешней привлекательности ППП является более значимой для мужчин (разница в средних по шкале значимости 0,8 балла и 0,7 — по шкале выраженности). Аналогичные выводы получены и зарубежными авторами. Более того, есть все основания думать, что в постиндустриальном обществе роль внешности в целом при выборе постоянного партнера возрастает. Согласно данным многолетнего исследования критериев предпочтения партнеров, проводившегося в США с 1930 по 1997 г., наблюдается тенденция увеличения значимости фактора внешности. При этом, однако, соотношение уровня значимости этого параметра для мужчин и женщин сохраняется.

Рост внимания к внешности можно отчасти связать с развитием средств массовой информации и рекламы (интенсивно эксплуатирующих стереотип внешней привлекательности на экранах телевизоров, плакатах, в журналах). Постоянный зрительный контакт с привлекательными лицами фотомоделей и известных актеров ведет к возрастанию требований к эталону красоты, понижает удовлетворенность своими реальными партнерами и провоцирует рост числа косметологических операций. В итоге стандарты красоты (прежде всего женской) становятся неадекватно завышенными, а порой и просто искусственными.

Все перечисленные факты можно объяснить с позиций эволюционной теории, поясняющей, почему при прочих равных условиях внешность женщины при выборе ППП является более значимым фактором, чем внешность мужчины, и почему, напротив, внешность мужчины не становится ведущим и главным критерием выбора ППП для женщины. Напомним, что в наших исследованиях женщины поставили фактор внешности мужчины лишь на 19-е месте по значимости (при выборе из 28 разнообразных характеристик ППП), тогда как для мужчин внешность партнерши оказалась на пятом месте (уступив по значимости «взаимности чувств», «верности», «интеллекту» и «чувству юмора»). Первые четыре места в женском списке были сходны с мужским списком, однако вместо «верности» в нем присутствовала «способность постоять за себя». Последнее доказывает, что и в нашем обществе, практически лишенном дискриминации по гендерному принципу, женщины продолжают видеть в партнере защитника и опору.

Анализ значимости конкретных параметров внешности для мужчин и женщин показал, что мужчинам свойственно придавать особое значение в первую очередь конституциональным параметрам ППП. Это прежде всего «объем талии» и «объем бедер» женщины, соотношение которых, по данным антропологов, коррелирует со способностью к деторождению женщины. Напомним, что соотношение между объемом талии и бедер, равное 0,72, считается наиболее привлекательным во всех культурах (некоторые вариации возможны из-за особенностей конституции некоторых этносов). Наличие оптимальных характеристик — надежный предсказатель высокого репродуктивного потенциала женщины, успешного протекания беременности и родов. С точки зрения полового отбора, соотношение талии и бедер как индикатор высокой адаптивности женщины более значимо для мужчин, чем для женщин: первые, сумев вычислить таких партнерш по визуальным признакам, оставляли больше потомства. Психологические механизмы такого предпочтения должны были закрепляться отбором.

Наши респонденты (как мужчины, так и женщины) отмечали, что желаемый партнер должен иметь нормальное телосложение и средний вес. Полнота рассматривалась ими как негативный фактор (причем, мужчины более склонны предпочитать средних и худощавых партнерш, а женщины допускали партнеров чуть полнее среднего варианта). Впрочем, чрезмерная худоба также расценивалась респондентами отрицательно. Эти данные, по-видимому, свидетельствуют о том, что наше современное общество (речь идет главным образом о жителях Москвы) обладает некоторым предсказуемым запасом пищевых ресурсов, и аналогично западным постиндустриальным обществам перед россиянами встает проблема борьбы с излишним весом. Избыточный вес у молодой женщины (мужчины) может свидетельствовать о серьезных нарушениях здоровья и, стало быть, служит отрицательным признаком при выборе постоянного полового партнера.

Возникают вопросы: почему люди склонны переедать, почему не существует естественных природных механизмов, препятствующих этому? Лишний вес в первую очередь возникает при потреблении пищи, богатой сахарами и жирами. Эти вещества на протяжении миллионов лет человеческой истории являлись наиболее желанными источниками питания, и отдельные индивиды их никогда не получали в изобилии. Можно предположить, что для выработки механизма регуляции потребления жиров и углеводов просто не было соответствующих условий: сегодняшнее разнообразие и доступность пищевых ресурсов является беспрецедентным в эволюционной истории. Вкусовые предпочтения человека эволюционировали таким образом, что организм человека был способен употреблять гораздо большие количества углеводов и жиров, нежели требовалось для непосредственного восполнения насущных энергетических затрат; эти вещества употреблялись про запас, с расчетом на непредсказуемость их пополнения в ближайшем будущем.

В обществах охотников-собирателей и в традиционных земледельческих культурах часто одним из атрибутов женской красоты выступает полнота. Такие эстетические каноны в данном случае вполне оправданы: запасы лишнего жира — надежный гарант того, что в случае длительного периода полуголодного существования именно эти женщины смогут выжить, выносить плод и выкормить ребенка, тогда как их худые подруги окажутся в критическом положении. В постиндустриальном обществе такая необходимость отпадает — наличие пищи и ее качество вполне предсказуемы, а постоянная полнота может быть связана с нарушениями обмена веществ и, следовательно, выступает нежелательной чертой партнера.

Представители мужского пола уделяют достоверно большее внимание цвету глаз и волос ППП, чем женщины ППП-мужчине. Мужчины в среднем предпочитают более светловолосых и светлоглазых партнерш. Случайно ли это? Один из возможных ответов кроется в связи между цветом волос и секрецией половых гормонов. Известно, что у женщин с высоким уровнем женских гормонов волосы светлее. Они же и более фертильные, т. е. способные зачать и выносить ребенка. С возрастом волосы у женщин темнеют, важную роль в этом процессе играет повышение уровня тестостерона. С возрастом же падает и фертильность женщины. Так что, выбирая более светлую партнершу, мужчины, по сути, выбирают потенциально более фертильную женщину.

Выбор более светлой партнерши, возможно, связан и с другими причинами. В отличие от женщины, которая всегда уверена, что рождающийся ребенок — ее собственный, мужчина-отец не может иметь 100% гарантии отцовства. Неуверенность в отцовстве часто служит прямой или косвенной причиной целого ряда «этических патологий», крайним случаем которых выступают инфантицид и фемицид (убийство жен).

Естественный отбор способствовал развитию у женщин таких качеств, которые бы максимально затрудняли мужчинам возможность диагностировать отцовскую принадлежность. Прежде всего речь идет об эволюции скрытой овуляции у человека. Кроме того, естественный отбор, по-видимому, сыграл свою роль в развитии способов опознания отцовства (в наши дни этот вопрос легко решается путем сличения ДНК отца и ребенка), однако на протяжении тысяч лет эволюции современного человека опознавательной меткой служила сама внешность ребенка. Вспомним существующий в нашей культуре термин «алиментный ребенок», под которым подразумевается незаконнорожденный, внешне сильно похожий на отца.

Исследования внешнего сходства младенцев (в возрасте до года) с их родителями показали, что они чаще похожи на отца, чем на мать, причем с возрастом это сходство может ослабляться. При прочих равных условиях (форма и черты лица) цвет волос и глаз играют немаловажную роль в распознании отцовства: цвет волос и глаз имеет достаточно предсказуемое наследование. Так что, если, скажем, у обоих родителей серые глаза и светлые волосы, а рождается ребенок с черными волосами и темно-карими глазами, есть все основания усомниться в том, кто истинный отец ребенка. Разумеется, остается еще вариант, по которому эти характеристики были унаследованы от дедушек и бабушек (это также легко проверить). Более светлые в целом волосы и глаза партнерши позволяют мужчине четче увидеть свои черты в ребенке.

Отсутствие вредных привычек у партнера в целом также более значимо для мужчин, что отражено наличием статистически достоверных различий по обоим шкалам. Вредные привычки влияют на здоровье женщины, что отражается на развитии плода. Женщины более лояльно относятся к вредным привычкам у партнера. Поскольку биологическая полноценность женщины, соразмерно ее вкладу в репродуктивный процесс, более важна для успешной беременности и кормления грудью, мужчины более пристально будут относиться к сохранности этого качества у женщины.

Данное умозаключение может рассматриваться только на уровне предположения, так как различия по шкале значимости в оценке фактора «здоровье» между полами не являются достоверными. Однако при том, что среди опрошенных мужчин и женщин обнаружен равный процент курящих (37%, по нашим данным), мужчины достоверно более критично подходят к курению женщины, тогда как последние несколько более негативно воспринимают употребление алкоголя партнером. Последнее может быть типично для современной русской студенческой субкультуры и указывает на здоровые тенденции в российском обществе. И мужчины, и женщины в равной мере негативно оценивают употребление наркотиков и считают эту характеристику мало совместимой с постоянными партнерскими отношениями. Эта тенденция также заслуживает внимания, потому что указывает на то обстоятельство, что по крайней мере в студенческой среде присутствует здоровое начало, связанное с осознанием пагубности наркомании для собственной жизни и нормальных семейных отношений.

Допустимость наличия добрачного сексуального опыта — важнейший показатель конкретной культуры. Как правило, в большинстве культур добрачный сексуальный опыт допустим (открыто или в завуалированном виде) для мужчин, но строжайше запрещен для женщин. Эти различия вполне понятны, исходя из теорий эволюционной психологии, обсуждаемых в данной статье.

Отмечается определенная связь между наличием добрачных сексуальных связей и сексуальной верностью в браке: люди, которые имели добрачные сексуальные связи, с большей вероятностью будут неверными супругами. Таким образом, отсутствие сексуального опыта — косвенный показатель супружеской верности. Непорочность женщины гарантировала также отсутствие беременности перед вступлением в брак и тем самым подтверждала подлинность отцовства мужчины. Те мужчины, которые ориентировались на данный признак при выборе партнерши, с большей вероятностью продолжат именно свой род, а не род другого, а вместе с тем транслируют характеристики, генетически располагающие именно к подобному выбору. Таковы, должно быть, адаптивная целесообразность и логика эволюционно-психологического предсказания.

Однако при том, что у респондентов не обнаружено статистически значимой разницы по наличию сексуального опыта (78% мужчин и 76% женщин), притязания на значимость и наличие сексуального опыта значительно больше в оценках женщин. Ни одна из 130 опрошенных женщин не высказалась против того, чтобы ее потенциальный партнер обладал сексуальным опытом. Более того, 72% женщин пожелали, чтобы их партнер имел такой опыт. Среди мужчин 11% высказались в пользу отсутствия сексуального опыта у партнерш, а 59% высказались о «неважности» данного признака. Как мы видим, мужчины более сдержанны в отношении сексуального опыта партнера. Наше предположение о том, что данный параметр окажется более значимым для мужчин, не подтвердилось; женщины выше оценивают значимость этого признака, и оба пола в среднем положительно относятся к наличию сексуального опыта у партнера. Эти данные свидетельствуют в пользу отчетливой тенденции к сексуальной раскрепощенности российских женщин и признания со стороны мужчин их права на равенство в сексуальной сфере.

Эта тенденция в целом характерна для постиндустриальных либеральных обществ, однако в традиционных обществах наблюдается совсем иная картина. По данным кросс-культурного исследования предпочтения полового партнера, проведенного в 37 культурах Д. Бассом и коллегами, в 62% культур были получены значимые гендерные различия в оценках этого фактора; везде, где эта разница прослеживалась, большее внимание отсутствию сексуального опыта уделялось мужчинами.

Наибольшие оценки значимости по данному параметру выявлены в Китае, где мужчины и женщины одинаково ценят отсутствие опыта сексуальных связей у партнеров (по шкале от 0 до 3–2,6 балла в оценке мужчин против 2,7 балла у женщин). В арабском мире данный фактор также является очень существенным для мужчин (2,3 балла), тогда как для женщин он менее значим (0,9 балла). Подобная картина наблюдается и в Замбии (1,7 балла у мужчин против 1,0 у женщин). В европейских культурах оба пола склонны придавать меньшее значение наличию добрачных связей партнеров: в США оценки значимости у мужчин — 0,95 против 0,7 у женщин, а в Швеции достоверная разница в оценке данного фактора вообще получена не была, при соотношении 0,2 против 0,3 баллов соответственно. (К слову, лишь немногий процент женщин в скандинавских странах не имеет сексуального опыта до брака.)

Снижение значимости фактора сексуального опыта — общая тенденция, наблюдаемая в западном мире. Вероятно, ее можно связать с развитием индустрии средств контрацепции, а также с некоторыми культурными феноменами, такими как сексуальная революция в 1960–1970-е годы в Европе и США, общей тенденцией к демократизации и экономической независимости женщины.

Итак, данные нашего исследования свидетельствуют о том, что предшествующий сексуальный опыт не является негативным фактором при выборе ППП мужчинами и женщинами. А как обстоит дело с верностью? Согласно логике эволюционной психологии, для женщины верность партнера является гарантом того, что мужчина останется с ней и будет «вкладывать» только в ее детей, а для мужчины — гарантом подлинности отцовства. Несмотря на то, что в притязаниях на наличие верности партнера значимых отличий между полами не обнаружено (86% женщин и 91% мужчин высказываются за верность супруга), в оценках значимости параметра «верность» были выявлены достоверные расхождения: у мужчин верность стояла на втором месте по важности качеств ППП (после взаимности чувств), тогда как у женщин лишь на шестом (более важными качествами в партнере женщины считали взаимность чувств, интеллект, способность постоять за себя, заботливость, чувство юмора). Московские мужчины-студенты — не единственные, для которых верность является более значимым качеством ППП, нежели для женщин. По данным Д. Басса, верность расценивается как одно из наиболее ценных качеств партнерши для мужчины в большинстве культур на Земле. По шкале от −3 до 3 американские мужчины оценивают данный показатель в среднем в 2,85 балла, тогда как показатель «отсутствие верности» является самой нежелательной характеристикой (−2,93 балла). Известно, что мужчины более болезненно реагируют на физическую сексуальную измену, тогда как женщины больше переживают по поводу разрыва эмоциональных связей.

Согласно теории «родительского вклада и полового отбора», те мужчины, которые в прошлом не были требовательны к верности своей партнерши, не являются нашими предками, так как воспитание чужого отпрыска уменьшало шансы на выживание собственных детей в семье, поскольку им доставалось меньше «ресурсов». Это, в свою очередь, повышало шансы детей на выживание, образование и продолжение собственного рода, а, значит, и распространение генов у особей, требовательных к сексуальной верности супруги.

Данные о различиях в оценке такого показателя, как наличие детей от другого, подтверждают справедливость высказанных выше допущений. По результатам нашего исследования, мужчины более негативно относятся к детям от другого, поскольку основное бремя по обеспечению семьи «ресурсами» ложится на плечи мужчин. Наличие чужого ребенка, с позиций мужчины, является адаптивно нецелесообразным (понижаются шансы на выживание собственных детей, уменьшается доля их ресурсов, доставшихся от отца). В традиционных и архаических обществах данный вопрос стоит более остро и значимо, чем в постиндустриальных странах. Экономический достаток средней семьи, где основные «ресурсные» проблемы относительно урегулированы, где женщина работает наравне с мужчиной и порой даже получает больше него, создает благоприятную ситуацию, при которой люди могут позволить себе воспитание приемных детей: они добровольно и сознательно идут на это. Следует, однако, заметить, что и в постиндустриальных странах, таких как Канада и США, основная доля детоубийств приходится на неродных детей в первые годы жизни, и убивают их преимущественно приемные отцы.

Согласно эволюционной теории, возраст, являясь косвенным показателем репродуктивного потенциала женщины, должен быть важным ориентиром при выборе партнера прежде всего для мужчин. Ценным в женщине считается молодость. «Кодекс приличий» («Адаб-уль-Салихан»), принятый в исламе с VII в., рекомендовал мужчине выбирать жену следующим образом: «возраст невесты, ее рост, богатство и происхождение должны быть ниже, чем те же качества жениха, а красота, характер, приличия и нежность должны быть выше». В традиционных восточных культурах, как указывает Т. Ф. Северцева, девушку принято выдавать замуж достаточно рано, примерно в 15 лет, при этом первого ребенка она рожает приблизительно в 18 лет. Та же автор отмечает для сравнения, что в современных культурах Востока средний возраст вступления девушки в брак стал много выше — около 23 лет, а рождение первого ребенка происходит примерно к 25 годам. Ранее в сантальском обществе (Индия) средний брачный возраст девушки составлял и того меньше — 12–14 лет (в наши дни средний возраст сантальской невесты — около 17 лет).

По данным ряда авторов, наибольшей репродуктивной ценностью обладают женщины около 19 лет. Выше уже говорилось, что в традиционных культурах возраст рождения первого ребенка как раз и соответствовал этому оптимуму: 18–19 лет. Если женщина начинает репродукцию в этот период, то она может родить наибольшее количество детей в перспективе. Кроме того, она обладает наилучшим здоровьем (последнее является залогом хорошего здоровья и выживаемости ее детей). Возраст мужчины служит показателем его потенциального обладания «ресурсами»: с возрастом мужчина приобретает социальный статус, профессионализм, финансовые возможности, что повышает его ценность как партнера.

В нашем исследовании выявлена высоко достоверная тенденция, согласно которой женщинам свойственно претендовать на более старшего партнера, что подтверждает выводы кросс-культурных исследований Д. Басса. Исследования этого автора показали также, что мужчины склонны выбирать партнершу младше их по возрасту. В среднем женщины хотели иметь ППП на 3,5 года старше. Эти притязания варьировали, впрочем, от культуры к культуре. В тех обществах, где гендерные роли наиболее дифференцированы, желаемая разница в возрасте оказалась выше. Скажем, в Замбии и Колумбии эта цифра достигает 4,5, в Польше и Италии — 3,2 и 3,3 года соответственно. В США женщины предпочитают партнеров в среднем на 2,2 года старше их самих. В целом в мире мужчины женятся на женщинах младше их в среднем на 3 года при первом браке, на 5 лет при втором, и на 7 лет при третьем браке. Любопытно, что в Замбии и Нигерии мужчины претендуют на большую, чем в большинстве культур, разницу в возрасте с партнершей, желая видеть ее в среднем на 7 лет моложе. В этих культурах мужчина может позволить себе иметь жену только тогда, когда будет способен ее обеспечить, достигнув определенного социального положения, «статуса». Такая возможность у мужчины зачастую появляется, когда он уже не молод.

В странах с большей экономической зависимостью женщин от мужчин разница в возрасте между партнерами значительнее, и практически всегда мужчина оказывается старше. Наиболее ценным ресурсом здесь выступает определенный возраст женщины (молодость). В европейских культурах и США, где степень экономической независимости женщины и гендерного равноправия велика, средняя разница в возрасте партнеров более сглажена. Мужчины в Польше указывают в среднем на разницу в 2,5, в Италии — на 2,3 года. В США привлекательны женщины на 1,8 года младше, а в Югославии — на 2,5. В странах Скандинавии притязания на разницу в возрасте минимальны (1–2 года у обоих полов). Данные нашего исследования не позволяют оценить этот показатель в среде московского студенчества в силу того, что возможности в выборе ППП у мужчин были ограничены возрастными рамками. По всей видимости, можно ожидать, что эта разница более соответствует модели постиндустриальных стран Америки, Западной и Восточной Европы (исключая скандинавские страны).

В нашем опросе в оценках мужчин выявляется инверсия гипотетических закономерностей: мужчины скорее отдавали предпочтения более старшим, чем они сами, женщинам. Объясняется это, на наш взгляд, особенностями анализируемой выборки: средний возраст мужчин-респондентов составил 19 с половиной лет. Мы предполагаем, что отсутствие у мужчин данного возраста ориентации на выбор более младших партнерш обусловлено социальными и культурными факторами. В нашей культуре 15-летняя девушка считается еще подростком, несовершеннолетней, и постоянные половые связи (замужество) в этом возрасте социально не одобряются. Аналогичное явление (предпочтения мужчины смещались в сторону более старшей женщины) отмечены в американских исследованиях 1996 г., когда респондентами выступали старшие подростки (16–18 лет).

Показатель интеллекта партнера — один из важнейших как для мужчин, так и для женщин. Несмотря на высокие требования обоих полов по данному показателю (2-й по значимости для женщин и 3-й по значимости для мужчин), женщины склонны придавать большее значение наличию высокого интеллекта у партнера. Это отражается на высоко достоверных гендерных различиях в оценках по обеим шкалам по данному параметру, что позволяет нам опровергнуть гипотезу третью. Заметим, однако, что такие высокие запросы к интеллекту партнера отчасти могут быть обусловлены ценностями студенческой субкультуры, к которой относятся наши респонденты. Интеллект партнера может быть особенно значим для молодых интеллектуалов.

Схожая картина складывается с показателем «уровень образования» — налицо те же закономерности, что и с показателем интеллекта — женщины склонны придавать большее значение наличию высокого уровня образования ППП. Эти характеристики выступают не только как залог разносторонних, насыщенных эмоционально и событийно, отношений между партнерами, но и больших возможностей партнера обеспечить «богатую» как финансовую, так и ценностно-образовательную основу для развития детей, что, безусловно, положительно сказывается на качестве жизни потомства и его жизненном успехе. Полученные закономерности гендерных различий согласуются с логикой теории родительского вклада и не позволяют фальсифицировать ее предсказания. Большее внимание к интеллекту и образованности партнера со стороны женщин объяснимо, если учесть то обстоятельство, что в студенческой среде эти параметры служат существенным предсказателем будущего профессионального успеха мужчины и, следовательно, косвенным индикатором его будущего жизненного достатка.

Заинтересованность женщины в экономической обеспеченности мужчины отражает эволюционно закрепившуюся тенденцию: женщины вносят существенно больший энергетический вклад в вынашивание и кормление ребенка, тогда как вклад мужчины определяется преимущественно экономическими ресурсами, которые он может предоставить потомству. Потомки тех женщин, для которых наличие высокого уровня развития этих качеств у партнера не было столь значимо, имели более низкое качество жизни и ограниченные репродуктивные возможности. В то же время женщины, чей выбор был сориентирован в направлении качеств, связанных с возможностями и желанием мужчины обеспечить «достойные» условия развития ее детей, оставляли более приспособленное потомство. С этими рассуждениями согласуются и гендерные различия, наблюдаемые по показателям «финансовая обеспеченность» и «социальный статус». Данные показатели можно расценивать как прямое отражение возможностей партнера обеспечивать семью «ресурсами», т. е. средствами поддержания жизнедеятельности, выживания и процветания семьи, залогом стабильности и будущего достатка детей. Богатый партнер может обеспечить детей всем необходимым для образования и поддержания здоровья. В современном мире деньги — это универсальное средство обретения необходимых благ.

Результаты исследования по параметру «финансовая обеспеченность» дают основания опровергнуть третью гипотезу: налицо достоверная тенденция женщин придавать большее, по сравнению с мужчинами, значение данному фактору, претендовать на большую состоятельность партнера. Финансовая обеспеченность самих респондентов обоих полов статистически не различается.

В анализе результатов аналогичных зарубежных кросс-культурных исследований прослеживается схожая тенденция. Согласно американским данным, женщины в США ценят наличие хороших финансовых перспектив в потенциальном постоянном партнере в 2 раза выше, чем мужчины, причем значимость этого параметра имеет тенденцию возрастать. Согласно одному многолетнему исследованию, в котором респондентов просили оценить 18 характеристик партнера, в 1939 г. средняя оценка значимости обсуждаемого параметра по шкале от 0 до 3 составила у мужчин 0,9 балла, у женщин — 1,8 балла. В 1985 г. те же оценки выросли у женщин на 0,1 балла, у мужчин — на 0,3 балла. Тенденция роста значимости показателя финансовых перспектив у мужчин, вероятно, объясняется увеличением вовлеченности женщин в экономические, производственные процессы и снижением дифференцированности гендерных ролей.

В 1990 г. было проведено тематическое исследование, в котором от респондентов требовалось указать минимальную степень выраженности того или иного качества предполагаемого постоянного партнера. В итоге по вопросу о «размере заработка» в случае кратковременных связей притязания на обеспеченность у мужчин составили 25, а у женщин — 45. В случае долговременных связей (брака) был отмечен значимый рост в оценках: у мужчин 42 против 67 у женщин. В кросс-культурном исследовании Д. Басса во всех 37 культурах у женщин была выявлена тенденция оценивать значимость фактора финансовой обеспеченности потенциального партнера в среднем в 2 раза выше, чем у мужчин. Однако при сохранении общих тенденций оценки значимости в разных культурах распределились неравномерно. Если в Японии женщины были склонны придавать значение данному параметру в среднем на 150% выше, чем мужчины (по шкале от 0 до 3): соответственно 2,3 против 0,9 балла, то в Нидерландах разница в оценке составила лишь 36%. В Замбии женщины оценивали значимость этого фактора в 2,4 балла, а мужчины — в 1,4; в Югославии — 1,8 против 1,4 балла; в Австралии — 1,7 против 0,7. Как правило, притязания на уровень дохода партнера у мужчин не зависят от собственной обеспеченности, в то время как в притязаниях женщин был обнаружен следующий феномен: чем выше финансовая обеспеченность женщины, тем более значимым она находит этот фактор применительно к постоянному партнеру.

Трудолюбие — еще один показатель, при прочих равных условиях, связанный с актуальным или потенциальным обладанием «ресурсами». Трудолюбивый человек с большей вероятностью добьется высокого уровня профессионализма, а, следовательно, соответствующих статуса и обеспеченности. По нашим данным, это качество партнера также более значимо для женщин, несмотря на отсутствие достоверных различий в притязаниях на ту степень, в которой данное качество мужчины и женщины хотят видеть у своего партнера.

Социальный статус также служит надежным показателем будущих возможностей индивида, поскольку наличие иерархий, в которых доступ к ресурсам увеличивается вместе с повышением статуса, — универсальная черта человеческих обществ. Результаты исследования 186 обществ по всему миру показали, что мужчины, имеющие высокий статус, неизменно имели более высокое благосостояние и обеспечивали лучшее питание для своих детей. При том, что эта характеристика партнера в целом не получила высоких оценок у обоих полов, женщины в нашей выборке ценили статус партнера достоверно выше, чем мужчины. В большинстве культур, исследованных Д. Бассом и коллегами, наблюдается тот же характер гендерных различий.

Несмотря на наши предсказания, результаты не опровергают ту часть заявленной третьей гипотезы, в которой говорится об отсутствии гендерных различий в значимости качества «активность» ППП. Казалось бы, активный партнер должен быть более успешным. Активный охотник и активный предприниматель с большей вероятностью достигнут результата, а, значит, и их семьи при прочих равных будут иметь большие средства к существованию. Однако несмотря на незначительно большую величину средних по обоим шкалам, мы не можем обоснованно говорить о том, что женщины ценят активность в партнере выше, чем мужчины.

К ряду культурно-специфических феноменов, подтверждающих нулевую третью гипотезу, следует отнести отсутствие достоверных различий по склонности к лидерству у партнера. Эта черта получила достаточно низкую оценку у обоих полов. Возможно, респонденты рассматривали лидерство в его межличностном аспекте (доминирование, конкуренция) применительно к семье. Часть современного российского общества, представленная студенчеством, ориентирована на идеалы равноправия мужчины и женщины в семье. По крайней мере, для этой части населения принципы домостроя с выраженным главенством мужчины перестают служить моделью для подражания.

Способность постоять за себя — одна из важнейших характеристик в партнере для женщин. Наиболее актуальная в еще недалеком прошлом, а порой актуальная и сейчас, эта характеристика служила гарантом безопасности не только индивида, но и его семьи.

Несмотря на тенденцию к сглаживанию гендерных различий в распределении обязанностей и разделении труда, наблюдающихся в современном западном постиндустриальном обществе, мужчины продолжают достоверно выше ценить хозяйственность партнерш, вероятно, ассоциируя женщину с хранительницей домашнего очага. Эту тенденцию, видимо, следует отнести за счет относительной консервативности и традиционности уклада российской культуры, где распределение ролей в быту остается выраженным.

Библиография

Бутовская М. Л., Файнберг Л. А. У истоков человеческого общества. М.: Наука, 1993

Бутовская М. Л. Формирование гендерных стереотипов у детей: социокультурная и социобиологическая парадигма: диалог или новое противостояние?//Этнографическое Обозрение. 1997. № 4

Бутовская М. Л., Артемова О. Ю., Арсенина О. И. Полоролевые стереотипы у детей центральной России в современных условиях//Этнографическое Обозрение. 1998. № 1

Бутовская М. Л., Смирнов О. В. Гендерные различия в выборе постоянного полового партнера в среде современного московского студенчества как отражение репродуктивных стратегий человека//Этнографическое Обозрение. 2003. № 1

Дольник В. Р. Непослушное дитя биосферы. СПб., 2003

Butovskaya M. L., Kozintsev A. G. Sexual Dimorphism and the Evolution of gender Stereotypes in Man: A Sociobiological Perspective//The Darwinian Heritage and Sociobiology/Ed. by J.M. van der Dennen, D. Smillie, D. R. Wilson. 1999

Butovskaya M. L., Guchinova E. B. Men and Women in Contemporary Kalmykia: Traditional Gender Stereotypes and Reality//Inner Asia. 2001. № 3

Тема № 302

Эфир 01.10.2003

Хронометраж 53:21


НТВwww.ntv.ru
 
© ОАО «Телекомпания НТВ». Все права защищены.
Создание сайта «НТВ-Дизайн».


Сайт управляется системой uCoz